Отыскать благородное жилище графа было несложно, а там привратник в обмен на золотую монету охотно дал адрес управляющего, который жил в небольшом домике поблизости от церкви Сен-Рош. Дальше нашему герою предстояло лишь долгое и терпеливое ожидание в зимней ночи.
Он дождался ухода управляющего, которого ему довольно точно описал водонос. Это был кругленький бодрый коротышка с красным добродушным и веселым лицом. Бальзамо проследил за тем, как он удаляется, потом смело постучался у дверей и сказал, что хочет видеть «молодую иностранную даму, которую господин Дюплесси привез из Англии». Впустившая его старая служанка долго и придирчиво его разглядывала и наконец, после того как он заверил ее, что приходится Лоренце братом, согласилась ее позвать.
Но, едва узнав мужа, молодая женщина выбежала из комнаты с таким ужасающим криком, что служанка в свою очередь тоже завопила «на помощь!», и на ее крик не только явился слуга, но сбежались и соседи. Бальзамо пришлось спасаться бегством, не то его разорвали бы на куски.
Он был вне себя от ярости, но у него все же хватило благоразумия на то, чтобы убраться подальше от этого дома, как ни хотелось ему выломать двери и силой увести Лоренцу. В эти минуты странная любовь, которую он к ней испытывал, больше всего походила на ненависть…
И, собрав всю свою выдержку, Бальзамо попытался проанализировать ситуацию. Лоренца встревожена. Она, несомненно, станет умолять Дюплесси увезти ее подальше от нынешнего убежища, может статься, он отправит ее в провинцию, в такое место, где ее будет невозможно отыскать. Надо было действовать, и действовать как можно скорее.
Бальзамо колебался недолго. Его жена заслуживала наказания за все, что ему пришлось вытерпеть по ее милости. И она получит то, что заслужила. Отбросив дальнейшие сомнения, он решительно направился к начальнику полиции.
На следующее утро Лоренца Феличиани была арестована в доме господина Дюплесси по обвинению, выдвинутому против нее ее законным супругом. Он обвинял ее в развратном сожительстве с управляющим, и Лоренцу препроводили в тюрьму Сен-Пелажи.
Это была не столько настоящая тюрьма, сколько монастырь. Там запирали девиц, добродетельность которых внушала сомнения, а также неверных жен. Заведение представляло собой нечто среднее между предназначавшейся для жен и дочерей аристократов обителью монахинь ордена святой Марии Магдалины и приютом Сальпетриер, куда запирали проституток. Лоренца тем не менее испытала подлинный ужас, когда за ней закрылась тяжелая дверь, и Бальзамо, неделей позже пришедший навестить жену, нашел ее до того измученной, что в нем проснулась жалость.
– Только от тебя зависит, выйдешь ли ты отсюда. Ты – моя жена, Лоренца, а ты об этом забыла.
– А разве ты сам не забыл о честности и порядочности, о главных законах, данных нам богом? Я ненавижу тебя, Жозеф, хотя у меня сердце разрывается оттого, что я должна это тебе сказать!
– В таком случае придется выбрать, с чем тебе легче будет справиться, – спокойно ответил ей Бальзамо, – с отвращением, которое я тебе внушаю, или с ужасом, который ты испытываешь перед этой тюрьмой…
Затем, поскольку Лоренца, не отвечая, склонила голову, он приблизился к ней и, прижавшись лицом к разделявшей их деревянной решетке, выдохнул с внезапной страстью:
– Значит, ты больше меня не любишь? Взгляни на меня, Лоренца; осмелишься ли ты, глядя мне в глаза, сказать, что разлюбила меня? Я-то теперь люблю тебя куда сильнее прежнего!
Она невесело усмехнулась:
– Ты?
– Я. Ты – моя собственность, моя вещь, самое прекрасное творение искусства. Не будь меня, ты осталась бы всего лишь холодной, безвольной и невежественной плотью, затерянной в монастыре – таком же мрачном, как эта тюрьма. Я открыл тебе, что такое жизнь, открыл, что такое любовь. Тебе наскучила любовь, Лоренца?
Вместо ответа послышался вздох, большие глаза Лоренцы медленно раскрылись, она подняла взгляд и, встретив сверкающий взгляд мужа, больше не отводила глаз.
– Я все еще люблю тебя, Жозеф, – проговорила она. – Если бы не любила, разве была бы я так несчастна? Я думала, что человек, за которым я последовала, станет для меня другом, отцом, но он хотел другого. Если бы меня не арестовали… я убежала бы. Он напоминал мне Круз-Собраля.
– Значит… ты готова снова последовать за мной?
– Забери меня отсюда, Жозеф… Клянусь, я поеду за тобой!
Часом позже двери Сен-Пелажи распахнулись перед раскаявшейся и снова беспрекословно покорившейся мужу Лоренцей.
Несколько недель они прожили в скромной гостинице, расположенной внутри прежней ограды Тампля. Хозяин этой гостиницы, некий Лазарь, был странным человеком и не походил ни на одного из трактирщиков, каких знала Лоренца. Молчаливый и бесшумно двигавшийся, он не каждого впускал в дом, но стоило Бальзамо прошептать ему на ухо несколько слов, как он тотчас сделался донельзя обходительным и даже сказал им, что они могут оставаться у него столько, сколько захотят.
Весь день Бальзамо сидел у выходившего на улицу окна и через стекло вглядывался в приходящих в гостиницу людей так, словно ждал кого-то. Молодую женщину снова охватил страх. Что еще задумал ее таинственный супруг? Он не работал, не делился с ней никакими планами, и тем не менее беспросветная нищета, которую они узнали на Кент-стрит, к ним не возвращалась… Лоренцу понемногу начала томить мучительная тревога: с пустыми ли руками ушел Жозеф из дома сэра Ричарда? Уж не обязаны ли они сегодняшним относительным благополучием краденым рубинам?
Однажды вечером она осмелилась задать мужу этот вопрос, заранее дрожа от страха при мысли о том, какую бурю ярости он вызовет. Но Бальзамо не рассердился.
– Нет, Лоренца… С алчностью и воровством, на которые толкала меня страсть к драгоценным камням, теперь покончено. Я уклонился с пути, предначертанного мне, но, благодарение богу, я вернулся на этот путь.
– Каким образом?
– Благодаря одному человеку, с которым встретился в Лондоне, когда искал тебя; впрочем, встреча была совершенно случайной. Этот человек, к несчастью, был далеко, когда мы приехали в Лондон, иначе мы не узнали бы нищеты.
– Кто он?
– Я не имею права назвать тебе его имя. Он приказал мне отправиться сюда и здесь дожидаться от него известия. Вот я и жду…
Понимая, что дальше настаивать бесполезно, Лоренца прекратила расспросы. Терпеливое ожидание Бальзамо продлилось еще два дня, до тех пор, пока не появился наконец маленький человек, одетый в черное. Они с Бальзамо не обменялись ни единым словом. Только странным знаком на пальцах. Затем человечек вручил Жозефу письмо с черной печатью, поклонился и исчез так же бесшумно, как появился. Прочитав письмо, Жозеф с улыбкой повернулся к Лоренце:
– Теперь я знаю, что получил прощение. Мы уезжаем!
– И куда же?
– На Мальту!
Действительно ли Великий Магистр Мальтийского ордена был отцом ее мужа? Этот вопрос неотступно преследовал Лоренцу изо дня в день, все время, впрочем, весьма мирно протекавшее на большом острове в Средиземном море. Она с радостью вернулась к ленивому, на итальянский лад, образу жизни в просторном, окруженном цветниками доме с выходившей к морю террасой.
И душа ее тоже вновь обрела покой и безмятежность. Разве не принадлежал этот прекрасный остров рыцарям-монахам, разве не была вся эта земля, вся целиком, посвящена богу? Тревоги, вызванные странными занятиями мужа, теперь улеглись. Гипнотические сеансы прекратились, он больше не обращался ни к магии, ни к предсказаниям. Каждый день Жозеф отправлялся во дворец Великого Магистра и там, по его словам, вместе с хозяином работал в алхимической лаборатории. Кроме того, он немного занимался медициной и начал кое-кого лечить; но, когда Лоренца попробовала расспросить его о родственных связях, якобы существовавших между ним и Великим Магистром, Жозеф в ответ лишь улыбнулся.
Так продолжалось больше года, а потом они внезапно в одну прекрасную ночь покинули белый дом – с некоторой поспешностью, но на мальтийском судне и в сопровождении шевалье д'Акино.
