Бесценный подарок, как видишь… даже более ценный, чем твое прекрасное тело, такое сладостное! Но успокойся, я ничего не забыл из той ночи! Ты знаешь, что я мечтал о тебе, и часто?
– Не думайте, что это меня тронет! Вы предали меня, подло обманули! Вы предпочли слушать вздорные россказни, хотя лучше других знали, что я должна была бежать из Англии, где мне угрожала смерть, что я нуждалась в опоре и помощи, а вы бросили меня, как трус, каким, впрочем, и оказались, вдобавок убив человека.
– И ты еще упрекаешь меня, что я прикончил того подонка? Он был береговой пират! Меня следовало бы орденом пожаловать за это! Что касается тебя, то твои чудесные истории потеряли для меня всякую прелесть. Я знаю, кто ты и зачем прибыла во Францию!
– А я знаю, что вы поверили сказке, во сто крат более невероятной. Я знаю: Гвен вам сказала, якобы я собираюсь до такой степени очаровать вашего знаменитого Сюркуфа, чтобы он изменил своим убеждениям… Именно это, не так ли? Как это правдоподобно! Я даже не знаю, кто этот человек.
Внезапно Жан от двери подошел к Марианне. В его глазах вспыхнул гнев.
– Ты его не знаешь? Ты смеешь говорить, что не знаешь его, тогда как следовала за ним в Париж, вплоть до этой гостиницы? Неужели ты не понимаешь, что все выдает тебя? Тебе не нужно было убегать от Морвана, шлюха. Он сам отпустил тебя на все четыре стороны, он даже заплатил тебе, прибарахлил и натравил на большую дичь! Ты успела побывать в Сэн-Мало, узнать, что он в Париже, и, как хорошая ищейка, прошла по следу сюда!
Эта диатриба буквально ошеломила Марианну. Неужели он настолько пьян, что несет подобный вздор? Или сходит с ума? В ней поднимался страх перед этим готовым взорваться человеком, странным речам которого она не могла найти разумного объяснения. Она решила перекричать его:
– Я ничего не поняла в вашей басне! Я не была в Сэн-Мало, и ваш Сюркуф никогда не интересовал меня. Я же сказала, что никогда не видела его, и если он в Париже…
Оглушительная пощечина прервала ее слова. Она хотела побежать к двери и позвать на помощь, но Жан прыгнул на нее, завел ей руки за спину и сжал их там одной рукой, в то время как другой нанес еще одну пощечину с такой силой, что Марианне показалось, будто ее голова взорвалась. Затем он нагнулся к ней, обдавая винным перегаром.
– Лгунья! Грязная маленькая лгунья! У тебя хватает бесстыдства утверждать, что ты не знаешь его, что ты никогда не видела его? А только что на лестнице ты его не видела, а? Ты его не узнала, когда вся Франция знает его в лицо почти так же хорошо, как и Императора!
Она отчаянно вырывалась, пытаясь освободиться от удерживающей ее жесткой руки.
– Отпустите меня! – голос ей изменил. – Отпустите меня сейчас же, или я позову на помощь! Вы сошли с ума или пьяны; а может быть, и то и другое вместе! Отпустите, говорю вам, или я закричу!
– Закричишь? Да сколько угодно. Давай!
Чтобы усмирить ее, он выкрутил ей руки и, грубо прижав к себе, погасил крик яростным поцелуем. Марианна едва не задохнулась, но моментально оправилась. Желая избавиться от ненавистного поцелуя, она впилась зубами в насилующий рот… и сейчас же оказалась свободной.
С чувством торжества она смотрела, как ее обидчик прикладывает носовой платок к кровоточащей губе. У него был такой сконфуженный вид, что Марианна едва не расхохоталась ему прямо в лицо. Но сейчас главным для нее было – выставить из комнаты этого отвратительного субъекта. Как смогла она хоть на миг найти в нем какое-то очарование? В этом темном одеянии, которое как-то сужало его широкоплечую фигуру, он был похож на приодевшегося к празднику крестьянина. Он даже казался смешным… Пренебрежительно пожав плечами, она снова направилась к двери, чтобы открыть ее настежь, но он перехватил ее на полпути и, подняв в воздух, как сверток, бросил на кровать, где прижал ее руки у локтей, а сам присел с краю.
– Не так быстро! Ты от меня так легко не избавишься, милочка!
Марианна с удивлением заметила, что он успокоился. Он даже улыбался, не обращая внимания на распухшую губу.
– Я уже говорила, чтобы вы оставили меня в покое, – начала она не спеша, но было похоже, что он не услышал ее.
Склонившись к ней, он разглядывал ее с сосредоточенностью коллекционера, изучающего редкую монету.
– Какой же ты можешь быть красивой! – сказал он нежно. – Гнев тебе так к лицу!.. Если бы ты видела свои глаза! Они сверкают, как изумруды на солнце! Хотя я знаю прекрасно, что тебе грош цена, что ты только мерзкая маленькая эмигрантка, шпионка, я не могу удержаться от любви к тебе.
– Любви ко мне? – повторила изумленная этим неожиданным заявлением Марианна.
– Вот именно! Это правда, ты знаешь, что я не могу забыть тебя! Я непрерывно думаю о тебе и днем, и ночью! Я вновь и вновь вижу тебя лежащей на соломе с распущенными волосами, ощущаю под пальцами нежность твоего тела… и теперь я могу думать только об одном: ты здесь… я вновь нашел тебя! Я изголодался по тебе, Марианна, и, если ты забудешь все, что нас разделяет, мы останемся навеки вместе!
Это было невозможным, он бредил! Он больше не кричал, не осыпал ее оскорблениями. Он сделался в одно мгновение тихим и нежным. Он наклонялся медленно, но неумолимо к околдовавшим его губам. У Марианны молнией мелькнула мысль, что он хочет повторить ту ночь в риге, снова заставить ее выдержать малоприятные любовные испытания, которые она уже познала. Все ее естество возмутилось, и она отчаянно вскрикнула, отталкивая его:
– Нет! Никогда!
Ей удалось вырваться и вскочить, тогда как Жан с трудом избежал падения, ухватившись за спинку кровати. Оправив юбку, Марианна скрестила руки и вызывающе посмотрела на своего обидчика:
– За кого вы меня принимаете? Вы врываетесь, оскорбляете меня словами и действиями и воображаете, что после этого достаточно проблеять несколько слов любви, чтобы я упала в ваши объятия? Вы любили меня? Мне это очень приятно, но, сударь, окажите мне любезность и поскорей убирайтесь отсюда! Я не имею ни малейшего желания возобновлять с вами… обстоятельства той памятной ночи!
Он, в свою очередь, встал, машинально отряхивая панталоны. На его мрачном лице застыло выражение досады.
– Подумать только, а я было поверил, что ты любишь меня… там, в Бретани!
Порыв ребяческого гнева вдохновил девушку на полный пренебрежения ответ:
– Я? Любила вас? Вы что, с ума сошли? Я просто нуждалась в вас, вот и все.
Гнусные оскорбления, которые он бросил ей в лицо, объясняли всю глубину его разочарования.
Злобно посмотрев, он направился наконец к выходу, открыл дверь, но на пороге обернулся:
– Ты не захотела меня, тем хуже для тебя, Марианна! Ты еще пожалеешь об этом!
– Это удивило бы меня. Прощайте!
Она услышала, как он спускается по лестнице, и тяжело упала в кресло, затем выпила несколько капель вина, чтобы унять возбуждение. По мере того как утихал гнев, она стала размышлять над угрозами Жана, но в конце концов решила, что они были пустыми: так часто делают дети, чувствуя свое бессилие. Раз он любит ее, он никогда не посмеет сделать ей что-нибудь плохое. Думая так, она явила себя образцом наивного непонимания мужского тщеславия.
Марианна еще тешила себя такими оптимистичными надеждами и пыталась вспомнить, в каком романе героиня попадала в подобную ситуацию, когда после сильного удара снаружи дверь с грохотом отворилась. В комнату ворвался сопровождаемый двумя жандармами Жан Ледрю и указал пальцем на ошеломленную девушку:
– Держите, вот она! Это прибывшая тайком эмигрантка. Ее зовут Марианна д'Ассельна, и она агент принцев!
Марианна не успела и шелохнуться, как оба блюстителя порядка схватили ее за руки и потащили из комнаты. Сопровождаемую сочувственными взглядами достойного Бобуа и других постояльцев, тщетно пытавшуюся сопротивляться девушку спустили вниз и бросили в фиакр, который тотчас же тронулся.
Очутившись в этом тесном черном ящике с опущенным верхом рядом с усатым жандармом, возмущенная, негодующая Марианна начала кричать в тщетной надежде, что кто-нибудь придет на помощь.
– Милая дама, – спокойно сказал жандарм, усаживаясь поудобней в своем углу, – перестаньте так
