море может раскрошить ныряльщика на мелкие куски. А завтра?
Сандерс взглянул на Гейл.
– Конечно.
– Важно выяснить, есть ли там еще ампулы. Если нет, то прекрасно. Но если есть, мне бы хотелось поднять их все, прежде чем каждый пустоголовый прощелыга отсюда и до Багамских островов пронюхает об этом и начнет за ними нырять за любые гроши. Я сделал бы все сам, но это было бы равносильно отмашке флага на старте соревнований. – Трис начал искать что-то в своих многочисленных коробочках. – Всякий раз, как я промочу ноги, газеты начинают трубить о найденном сокровище. А теперь, когда кто-то знает, что на “Голиафе” действительно что-то может быть, спуститься вниз было бы все равно что прийти с повинной.
Он глубоко засунул руку в ящик, вынул оттуда два камня размером с кулак и положил их на стол.
– Если вы набредете еще на такую ампулу, положите один из этих камней на ее место. Сверкающие осколки – это отражатели инфракрасного света. Я спущусь вниз ночью с инфракрасным фонарем и пошарю вокруг.
– Хорошо, – сказал Сандерс. – Мы отправимся завтра.
– Если позволит ветер.
Гейл встала и, поднимая узел со стола, заметила черный комочек, найденный Дэвидом. Она указала на него Трису:
– Это уголь?
– Нет. – Трис поднял кусочек. – Это какой-то сульфид. Если хотите, я могу посмотреть, что там внутри, но есть опасность его разрушить.
– Ничего страшного.
Трис взял с полки молоток и нож, сел за стол и положил черный комочек перед собой. Молоток выглядел игрушечным в его громадной, иссеченной шрамами руке; ноготь его большого пальца был не меньше головки молотка. Но гигант пользовался инструментами с такой ловкостью и аккуратностью, какая под стать резчику камней. Он осмотрел комочек, царапая его в разных местах, обнаружил трещину шириной в человеческий волос вблизи центра и поставил острие ножа на эту трещину. Он стукнул по резцу всего раз, и комочек развалился на две части.
Рассматривая обе половинки, Трис улыбнулся:
– Вот это здорово. Не могу четко прочесть дату, но все равно – первоклассно.
– Что же это? – спросил Сандерс.
– Предок проклятого доллара. Скелет восьмерика. – Не понимаю.
– Взгляните. – Трис поднял обе половинки к свету. В черной массе Сандерс увидел слабые отпечатки креста, замка и льва, стоящего на задних лапах. – Когда-то это была серебряная монета. Когда она попала в соленую морскую воду, то начала окисляться. Затем превратилась в сульфид серебра. Все, что осталось, – лишь тень от монеты. Так обычно происходит с серебром. Оно сохраняется хорошо только в том случае, если его достаточно много или если оно тесно соприкасается с железом.
– Вы имеете в виду испанский восьмерик? – спросила Гейл. – Но этого быть не может!
– Это именно так, девочка. Восемь серебряных реалов, такая же распространенная в те времена монета, как и шиллинг.
– Она равна доллару? – спросила Гейл.
– Нет. Я имею в виду, что знак доллара произошел из восьмерки на этой монете. Посмотрите сюда. – Трис сдул пыль с темного кусочка и провел по нему пальцем. – Испанские банкиры обычно регистрировали монеты достоинством в восемь реалов следующим образом: Р 8. Это было неудобно, поэтому они сократили запись вот так. – Он наложил 8 на Р и стер несколько линий, после чего осталось $.
– Сколько лет этой монете? – спросила Гейл.
– Не знаю. Не могу прочесть дату. Во всяком случае, не меньше двухсот.
– Быть этого не может!
Трис засмеялся.
– Ну-ка, скажите, – спросил он терпеливо, – где вы ее нашли?
Гейл ответила:
– На “Голиафе”.
– Это невозможно. – Трис помолчал, затем спокойно продолжил: – “Голиаф” пустил пузыри в 1943-м. На нем не было испанских монет.
– Но мы нашли ее именно там. В скалах.
– Ну да, – сказал Трис. – Их находят время от времени. Иногда их даже выносит приливом на берег.
– Может быть, там еще остались монеты? – спросила Гейл.
– Ага, – засмеялся Трис. – А под этим местом может быть Атлантида. Вы нашли одну монету, даже не монету, а скелет монеты. Представьте такую вещь: предположим, прямо сейчас происходит землетрясение, эта проклятая скала рушится и мы погружаемся в море. И предположим, через триста лет после этого какие-то ныряльщики натыкаются на следы этого крушения и тут же находят монету, выпавшую из моего кармана. Так вот, они были бы полными идиотами, если бы заключили из этого факта, что наткнулись на груду сокровищ, образовавшуюся в результате какого-то крушения на Бермудах.
– Но здесь вполне могут быть еще такие же монеты, – сказал Сандерс.
– Конечно. Не стану отрицать этого. В море существует больше тайн, чем мы можем себе вообразить, и время от времени оно открывает нам одну из них, но только тогда, когда ему этого захочется. Обычно же оно просто издевается над вами, подбрасывает всякие пустячки, чтобы поддерживать в вас интерес. А затем плюет вам прямо в глаза.
– Я читал где-то о малыше, который прогуливался по песку и споткнулся о золотую цепь ценой в пятьдесят тысяч долларов.
Трис кивнул.
– Такое случается. Но если вы будете бродить вокруг и ждать, когда это произойдет именно с вами, то просто сойдете с ума.
– Должны ли мы искать завтра еще монеты? – спросила Гейл.
– Нет. Вы не различите их, если даже они упадут вам на ногу. Ради бога, не подбирайте каждый черный комочек, который попадется вам на глаза.
Трис провел Сандерсов из задней части дома к передней двери. Собака следовала за ними, принюхиваясь и вертя хвостом.
– Как мы сможем связаться с вами? – спросил Сандерс.
– Как и сегодня. Путь, конечно, длинный, но зато гости бывают нечасто и они искренни. В случае необходимости можете позвонить моему кузену Кевину.
– В “Ленче у Кевина”? Мы останавливались там, чтобы разузнать, как вас найти.
Должно быть, по лицу Сандерса скользнула тень неудовольствия, так как Трис рассмеялся и спросил:
– Сколько это вам стоило?
– Десять долларов.
– Он из разряда жуликов, этот Кевин. Хоть и порядочный с виду, но, если есть возможность высосать деньги, хотя бы из грязи, он не сможет устоять.
– Мне показалось, что он... очень защищает вас, – сказала Гейл.
– Так оно и есть. Большинство здешних жителей таковы. Это традиция.
– Защищать вас?
– Защищать любого из нас, Трисов, хранителей маяка. Когда эти проклятые подонки бросили нас здесь, как рабов, в восемнадцатом веке, они поставили над нами шерифа и кучу негодяев, чтобы держать нас в узде. Но рабство не пришлось нам по нраву, и через некоторое время мы скальпировали шерифа и бросили его со всей его бандой на корм рыбам. Тогда они решили оставить нас в покое. Мы установили свой собственный порядок. Трис был избран вождем по двум причинам: мы всегда были более высокорослы, чем остальные, и кроме того, Трисов здесь оказалось больше, чем всех других. Поэтому мы всегда продолжали свой род, чтобы помочь нашим людям в трудные времена. Так длится уже больше столетия.
– Вы и сейчас вождь? – спросила Гейл.
