рифа, испуская пузырьки; кучка ампул лежала на песке нетронутая. Взглянув вверх, он увидел Триса и Коффина на поверхности. Трис оттолкнулся и исчез в лодке.
Сандерс разжал кулак и взглянул на предмет, лежащий у него на ладони. Это была золотая фигурка распятого Христа, высотой в пять дюймов. Ногтями на руках и ногах служили красные драгоценные камни, глаза были голубыми. Сандерс перевернул фигурку и увидел выгравированные на основании креста буквы “Е. F.”.
Трис наклонился над краем борта, в то время как Коффин перевязывал марлей его израненную руку.
Сандерс поднялся на платформу и снял маску.
– Ну что, плохо?
– Нет. Спасибо милостивому Иисусу за эту перчатку. Главная проблема с этими ублюдками – не подхватить инфекцию.
– Вы наложили что-нибудь на рану?
– Да. Сульфамид. Забудьте об этом. Что вы нашли? Сандерс перелез через перекладину и подал Трису распятие.
Трис осмотрел его, заметил инициалы, затем отодвинул его на несколько дюймов от глаз.
– Бог мой, да это произведение искусства.
Гейл тоже наклонилась, стараясь не помешать Коффину, и вгляделась в фигурку.
– Она прекрасна.
– Она более чем прекрасна. Видите рубины на руках и ногах? Испанцы почти никогда не использовали рубины. Они любили изумруды – зеленый цвет представлял инквизицию. Они спорили о рубинах около ста лет, если не больше. И начали использовать их позже, в начале восемнадцатого столетия, но только для короля. Другая особенность – здесь нет креплений.
– Креплений?
– Устройств, скрепляющих все части вместе. Она не было отлита целиком, в то время не существовало необходимой техники. А здесь нет никаких штифтов, гвоздей или шпеньков. Это как китайская головоломка: множество деталей, которые подходят друг к другу и держатся только в том случае, если вы собираете их в правильном порядке. Поглядите поближе: видите тончайшие линии в толщину человеческого волоса там, где соединяются детали? Наш друг Е. F. был или очень богат, или очень дорог тому, кто очень богат.
Коффин разорвал конец бинта на две полоски и завязал их узлом.
Трис согнул ладонь и невольно скривился.
– Неловкий идиот!
– Может быть, нужно обратиться к доктору? – спросила Гейл.
– Только если начнется гангрена. Трис оттолкнулся от планшира и выпрямился. Он поднял перевязанную руку и сказал Сандерсу:
– Видимо, вы не единственный тупой сукин сын на этом судне. Если бы это был Перси, сейчас он бы уже дожевывал мою шею.
– Я уже об этом подумал, – заметил Сандерс.
– Адам, – сказал Трис, – вы с Давидом спуститесь за последними ампулами и аппаратом. Устроим себе отдых до темноты.
– Ты собираешься нырять снова? – спросил Коффин. – С такой рукой?
Трис кивнул.
– Пойду домой и напялю что-нибудь, чтобы не мочить руку. Это единственное, что можно еще сделать сегодня, и к тому же это поможет держать аппарат.
Они набрали еще три мешка ампул, подняли якорь и пересекли рифы, чтобы высадить Коффина на берег.
– Я могу остаться, если хочешь, – сказал Коффин Трису. – Вы не сможете упрятать стекло в пещеру, когда у девушки болит голова, а у тебя – рука.
– Нет. Отдохни. Я позвоню Кевину, и он поможет.
– Кевин! Ты доверяешь ему?
– Да. Он может снять монеты с глаз мертвеца, но он хорошо относится ко мне.
– Тебе так кажется?
– Не начинай еще и ты. Достаточно с меня и того, что я должен беспокоиться о старине Дэвиде, который сердится на меня всякий раз, когда я не так дыхну. – Трис заметил, что Сандерс услышал его реплику, и улыбнулся. – Извини. Ты становишься лучше с каждым днем, в этом я уверен.
Трис остановил лодку ярдах в пятидесяти от пляжа.
– Ну вот, Адам. Не хотелось бы оставлять ее в полосе прибоя.
– Нет проблем. – Коффин поглядел на волны. – Все еще дует довольно здорово.
– Да, но он переменил направление на западное. Будет прекрасный вечер для погружения.
– В какое время?
– Давайте в семь. На этот раз будем пунктуальны.
– Хорошо.
Коффин вылез из мокрого костюма и нырнул в воду.
На обратном пути в Сент-Дэвидс Дэвид и Гейл считали ампулы. Она уже разложила их в сто пластиковых мешочков, по пятьдесят штук в каждом, но оставалось еще в два или в три раза большее количество – они лежали на скамейках, были завернуты в полотенце, заполняли ржавую раковину. Чтобы не разбить ампулы, Трис не прибавлял скорость, позволяя лодке тащиться в перекатывающихся волнах.
Они считали и упаковывали ампулы еще полтора часа после того, как Трис поставил “Корсар” носом в док.
Когда они развязали последний мешок, Сандерс сказал:
– Ну вот, двадцать три тысячи двести семьдесят.
– Значит, в целом примерно двадцать восемь тысяч. – Трис поглядел на кипы пластиковых мешочков на палубе. – Компания по производству пластиковых мешков обогатится за наш счет.
Гейл сделала расчеты в уме.
– При такой скорости, даже если мы будем поднимать по пятьдесят тысяч в день, нам потребуется еще девять или десять дней работы.
– Да, и этого времени у нас нет.
После ленча Трис вышел из дома и спустился с холма. Гейл стояла у раковины, перемывая посуду. Сандерс подошел к ней сзади, обнял ее за талию и потерся губами о ее шею.
– У него уйдет не менее двадцати минут на спуск и возвращение, – сказал он. – Мы можем многое успеть за двадцать минут.
Она прильнула к нему:
– Ты так думаешь?
– Пошли.
Он взял ее за руку и повел в спальню.
Они ласкали друг друга со спокойной, нежной страстью. Когда все кончилось, Гейл увидела, что глаза Дэвида увлажнились.
– В чем дело? – спросила Гейл.
– Ни в чем.
– Тогда почему ты плачешь?
– Я не плачу.
– Хорошо, ты не плачешь. Почему же у тебя мокрые глаза?
Сандерс начал было отрицать, что у него мокрые глаза, но потом перекатился на спину и сказал:
– Я думал, как я счастлив... и как бы это было, если бы ты умерла и я знал, что никогда снова не буду держать тебя в объятиях. Я думаю, как же он может жить со всем этим.
Гейл дотронулась до его губ:
– Наверное, ты жил бы воспоминаниями.
Они услышали, как открылась дверь в кухню. Сандерс встал с кровати и натянул плавки.
На кухне вместе с Трисом стоял Кевин. Его огромный коричневый живот свисал над тесноватыми
