– Где вы это взяли?
Они обернулись и увидели их официанта, держащего в руке меню.
– Прошу прощения? – переспросила Гейл.
Казалось, он сам был обескуражен внезапностью своего вопроса.
– Извините. Увидел этот маленький сосуд и заинтересовался, где вы его нашли.
Слэйк говорил с мелодичным акцентом, характерным для Ямайки. Сандерс ответил:
– На месте кораблекрушения.
– “Голиафа”?
– Да. – Гейл подняла ампулу на ладони, чтобы Слэйку было удобнее рассмотреть. – Вы знаете, что это такое?
Слэйк взял ампулу большим и указательным пальцами. У него за спиной горел газовый светильник, и он покрутил ампулу в его свете, потом вернул ее Гейл и ответил:
– Не имею ни малейшего представления.
Сандерс спросил:
– Тогда почему же вы так ею заинтересовались?
– Меня заинтересовало стекло. Оно выглядит старым и очень красивым. Извините.
Слэйк положил меню на столик и направился к кухне.
После обеда Сандерсы рука об руку пошли по дорожке к своему коттеджу. На небе висел серпик луны, заливавший золотым светом листву и цветы. Кусты казались живыми из-за кваканья населявших их лягушек.
Сандерс отпер дверь коттеджа и предложил:
– Выпьем по рюмочке бренди на веранде.
– Надеюсь, нас не съедят живьем.
Он разлил бренди в два стаканчика из ванной и вынес их на веранду. Гейл сидела в одном из двух сплетенных из пальмовых листьев стульев возле маленького столика.
– Прекрасно, – сказала она, с наслаждением вдыхая воздух. – Тысячи разных ароматов.
В течение нескольких минут они молча глядели на небо и прислушивались к шуршанию бриза в листве.
– Готова ли ты услышать об еще одном потрясающем факте из анналов “Джиогрэфик”? – спросил Сандерс.
– Конечно.
– В семнадцатом веке это место было известно под названием “Остров дьяволов”.
– Почему?
– Откуда мне знать? Мой контракт предусматривает только обязанность сообщать тебе факты. Кому-то другому следует платить за то, чтобы он их объяснял.
– Сейчас я начну зевать, – предупредила Гейл.
– Не стесняйся.
– Это будет наиболее чувственный и провокационный зевок, который кто-либо слышал. Он будет обещать дикое, невообразимое наслаждение, которое заставит меня позабыть, что ты маньяк со склонностью к самоубийству. Короче говоря, это будет нечто.
– Давай, – сказал Сандерс. Он прикрыл глаза и замер, вслушиваясь.
Гейл начала выводить низкий, стонущий, блаженный зевок. И вдруг он прекратился – так внезапно, как если бы кто-то заткнул ей горло пробкой.
– В чем дело? – спросил Дэвид. – Проглотила язык? – Он открыл глаза и увидел, что она всматривается во тьму. – Что?
– Кто-то здесь есть.
– Это ветер.
– Нет, не ветер.
Сандерс подошел к краю веранды. Тропа была пустынна. Он обернулся к Гейл и сказал:
– Никого нет.
– Посмотри. – Гейл указывала пальцем на что-то позади него.
Когда Сандерс обернулся снова, то увидел человека, выходящего из кустов на тропу. Незнакомец приблизился к ним, остановился в нескольких ярдах от веранды и сказал:
– Извините меня.
Это был темнокожий мужчина в черном костюме. Все, что Сандерсы могли разглядеть как следует, – это белки его глаз и белое пятно рубашки.
– Как давно вы здесь находитесь? – спросил Сандерс.
– Что? Я подошел сию минуту.
– Из этих кустов?
Человек рассмеялся:
– Это кратчайший путь. Тропинка сильно петляет. – У него был жесткий акцент зажиточного британца.
– Чем мы могли бы помочь вам?
– Если разрешите, я хотел бы поговорить с вами.
– Хорошо. Но подойдите же к свету.
Человек, выглядевший лет на пятьдесят, поднялся на веранду. Его иссиня-черная кожа была морщинистой, а в волосах проблескивала седина.
– Меня зовут Таппер. Бэзил Таппер. Работаю управляющим ювелирного магазина в Гамильтоне. Магазин Дрейка. Возможно, вы слышали о нем. Но это неважно. Мое хобби – античное стекло.
Сандерс взглянул на Гейл:
– Полно обожателей стекла на этих Бермудах. Таппер сказал:
– Мне стало известно, что недавно у вас появился маленький стеклянный предмет из района кораблекрушения “Голиафа”. Мне бы очень хотелось взглянуть на него.
– Зачем?
– Что же в нем такого любопытного? – спросила Гейл, взяв сумку со своего стула. – Это просто медицинский сосуд.
– В нем действительно нет ничего любопытного, – ответил Таппер, – но не для людей, которые интересуются тонким стеклом. Парень по имени Рейнхардт работал по стеклу в Норфолке в середине сороковых годов. Его изделия довольно редко попадают на рынок. Они стоят немного в открытой продаже, но в нашем маленьком кружке завладеть стеклом работы Рейнхардта – настоящая удача.
Гейл нашла капсулу и протянула Тапперу. Он поднес ее к свету.
– Прекрасная вещь, – сказал он, – не выдающаяся, но очень хороша.
– Это ампула, – сказал Сандерс, – таких везде сколько угодно.
– Верно, но вот здесь крошечный пузырек на одном конце. Так расписывался Рейнхардт.
– А что в ней находится? – спросила Гейл.
– Не имею понятия. Могло быть все что угодно. И меня это абсолютно не интересует.
Гейл улыбнулась:
– Для человека, которого не интересует, что у нее внутри, вы изучаете ее весьма тщательно.
– Я исследую сосуд, а не его содержимое. Жидкость имеет желтый цвет, но меня это не удивляет. Стекла Рейнхардта часто придавали свой цвет жидкостям. – Таппер вернул Гейл ампулу. – Очень хороша. Я готов предложить вам за нее двадцать долларов.
– Двадцать долларов! – сказал Сандерс. – Но это...
– Я знаю. Это кажется большой суммой. Но, как я уже сказал, в нашем маленьком коллекционном бизнесе существует довольно сильная конкуренция. Я был бы чрезвычайно рад стать первым, кто приобрел стекло работы Рейнхардта. Честно говоря, эта вещь стоит не более десяти долларов, но, предлагая вам двадцать, я знаю, что большинство других не смогут заплатить вам так много. Кто-нибудь вроде вашего знакомого Слэйка вряд ли сумеет выложить за нее более десяти долларов. Я предлагаю вам сделку, заранее превышающую возможные ставки, если можно так выразиться.
– Вы не станете возражать, если мы извлечем из нее часть жидкости? – спросила Гейл. – В отличие от
