А Фьора в этот же самый вечер приступила к исполнению обязанностей служанки в доме Иштвана Жигмонда.
Мария Жигмонд пожелала, чтобы Фьора прислуживала ей. Вечером она уселась в спальне перед зеркалом и, жестом позвав к себе в комнату новую прислугу, повелительно сказала:
– Расчесывай мне волосы.
Фьора непонимающе помотала головой.
– Ах, да,– поморщилась Мария.– Ты же не знаешь нашего языка.
Она взяла расческу и сунула ее в руки Фьоре.
– Расчесывать,– внятно повторила она по-венгерски.
– Расчесывать,– покорно произнесла вслед за ней Фьора.
– Понимаешь? – спросила Мария.
– Понимаешь.
Фьора вспомнила, как ее собственная гувернантка Леонарда расчесывала ей волосы, и принялась водить гребешком по слипшимся от вечного узла на голове волосам.
Наконец, через несколько минут, они приобрели более-менее сносный вид, и, глубоко зевнув, Мария промолвила:
– Хочу спать, я устала.
Она улеглась на постель, широко раскинув руки и сладостно простонала:
– Как бы мне хотелось мужчину.
Даже не зная венгерского языка, Фьора поняла, о чем мечтает ее хозяйка. Ей самой хотелось того же...
Тамаш немедленно приступил к исполнению намеченного плана. На следующий же день он получил в свое распоряжение бумаги, подтверждавшие его право распоряжаться десятью тысячами мер зерна, принадлежавших Иштвану Жигмонду.
Наняв крестьян из близлежащих деревень, Тамаш организовал выгрузку мешков с прелой пшеницей из полузатонувшей баржи и их перевозку в Сегед.
В первый же день была выгружена половина зерна. Остальные пять тысяч мер пшеницы оставались на барже.
Когда приближался вечер, погрузка закончилась. На спине у одного из последних носильщиков Тамаш вдруг заметил мешок зерна, на котором был нарисован красный полумесяц.
Догадка с быстротой молнии блеснула в мозгу Тамаша.
«Черт возьми, это же тот самый красный полумесяц. Из-за всех этих передряг я совсем забыл о последних словах старика. Если это, действительно, правда, и он захватил свои сокровища с собой, то теперь их обладателем стану я. Я думаю, что там будет побольше, чем каких-то семьдесят тысяч золотых».
Тем временем крестьянин резво уносил мешок на широкий плот, стоявший у носа полузатопленной баржи.
– Эй, эй, стой! – закричал капитан.– Да, я к тебе обращаюсь. Этот мешок лишний, неси его назад. Все, больше не нужно грузить. Ступайте на берег. Габор рассчитается с вами в трактире.
Когда, наконец, баржа опустела, Тамаш смог приступить к долгожданному занятию: широким ножом он вспорол мешок подобно тому, как янычары вспарывают животы своим врагам, и сунул руку в мокрую теплую массу. «Черт возьми, неужели ничего нет?»
Он надеялся обнаружить здесь какой-нибудь огромный ларец, вроде того, что был среди вещей покойного казначея – только побольше размерами. Однако ничего такого в мешке не было.
Потеряв самообладание, Тамаш принялся пинать мешок сапогами.
Вместе с мокрой пшеницей из вспоротой холстины выпал кожаный мешок с маленьким железным замком наверху. По своим размерам он совсем не походил на вместилище бесчисленного количества ценностей.
Ругая себя в душе за излишнюю доверчивость, Тамаш разбил железный замок обухом топора и вытряхнул содержимое кожаного мешка на перекосившуюся палубу.
Несколько золотых монет едва не скатились в воду, но Тамаш успел задержать их на палубе носком сапога. Остальное содержимое мешка лежало одной бесформенной массой на мокрых досках.
Такого Тамаш не видал еще никогда в жизни. Перед ним лежали жемчужные ожерелья и бриллиантовые диадемы, золотые браслеты, украшенные драгоценными камнями и перстни с сапфирами, величиной с голубиное яйцо.
Среди всех этих драгоценностей Тамаш заметил золотой медальон, который скромностью своей отделки и размерами не слишком вписывался в содержимое мешка. Запольяи открыл медальон и увидел нарисованный эмалью портрет молодой женщины с европейскими чертами лица и светлыми волосами, ниспадающими на плечи.
Тамаш удивленно хмыкнул, еще раз повертел медальон в руке и положил его назад, в кучу.
Да, это, действительно, были сокровища. Те самые настоящие сокровища, о которых мечтает любой, но найти которые суждено лишь одному из сотен тысяч, одному из миллиона. С такими деньгами можно уехать хоть на край света.
Но Тамаш Запольяи не хотел уезжать на край света. Он хотел остаться здесь, в своем родном Сегеде, где все знали его, а он знал всех. Только здесь он мог быть счастлив, но с кем – Тамаш еще не знал. В
