— А может, сразу к товарищу Куклачеву? — рискнул предположить Федор.

— А если я ошибаюсь? — огрызнулся Иван Михайлович, — тебе приятно перед начальством дураком стоять, когда руки по швам? Нет? Вот и мне неприятно! Свяжись с Лубянкой — пусть пришлют наряд на автомобиле. Два человека помимо водителя. Иначе все в машину не вместимся. Можешь сказать коменданту, что через полчаса его кабинет освободится. Не забудь поблагодарить за помощь органам, понял?

Волкова трясло внутри «воронка», он сидел на низенькой металлической скамеечке, отделенной от караула решеткой, сработанной из полуторасантиметровых арматурин. Двое конвойных молча дымили «Казбеком» и время от времени чесали за ухом «сотрудника Рекса» — здоровенного кобеля немецкой овчарки. Пес время от времени поскуливал и в шутку хватал зубами за протянутые ладони. Ехали недолго — минут двадцать. В конце автомобиль несколько раз свернул и замер перед финальным рывком.

— Конечная станция — Лубянка! — произнес один из конвоиров, — к выходу готовимся заранее.

Оба громко заржали. «Оперуполномоченный Рекс» недовольно заворчал, когда открылась решетка, и Волков вышел из тесной клетки. В виду того, что было довольно скользко, наручники на него надели спереди, а не сзади, и это Андрея Константиновича весьма обрадовало. В таком положении у него, пожалуй, был даже некоторый гандикап. Волков при дневном свете внимательно рассмотрел свои ручные кандалы. Это были знаменитые наручники известной во всем мире фирмы «Смитт и Вессон», доставшиеся нынешним органов от их предшественников — Тайной полиции.

— Пошел вперед! — подтолкнул его один из оперов сзади.

Андрей Константинович спустился по ведущей вниз лестнице — сквозь прорезанные в цоколе двери, обитые металлическим листом. Оба его конвоира шли сзади. Достигнув нижней площадки, один велел ему встать лицом к бетонной стене, а другой нажал кнопку звонка, прикрепленную металлической скобой на дверной коробке. Двери распахнулись моментально, как будто их ждали часов шесть и не успели даже позавтракать. Мужчина с четырьмя кубиками в петлицах щелкнул каблуками:

— Помощник дежурного коменданта — Васильев! Кого привезли?

Один из конвоиров передал встречавшему пакет и хмыкнул:

— Там все написано, товарищ Васильев. И кого привезли, и когда увезут, и все остальное. Бывай здоров!

Волков остался с помощником дежурного коменданта один на один. Тот задумчиво посмотрел на него и что-то черканул в отрывном календаре. Затем поднял эбонитовую трубку телефона и негромко произнес:

— Симагин, зайди.

Молча сел за стол и закурил сигарету. Как только между ним и Волковым оказалась значительная дымовая завеса, спросил:

— Может, сигарету?

— Не курю! — отрицательно помотал головой Андрей Константинович.

— Это хорошо. Вы в каком звании?

— А что, заметно?

— Слава богу, навострился за пятнадцать лет военных от гражданских отличать. Так в каком звании? Майор, подполковник?

— В понятных вам единицах измерения… генерал-лейтенант! — хмыкнул Волков, наблюдая, как вытягивается лицо у помощника дежурного.

— В Красной Армии нет генералов, — несколько неуверенно выдавил тот.

— Тогда командарм второго ранга. Слушайте, какая вам разница, если вы при аресте все равно погоны срываете? И в сопроводительной должно быть указано…

— Разговорчики!

— Молчу-молчу!

— Условия содержания под стражей! — хмыкнул Васильев, — вот какая разница.

Тут в караульное помещение заглянул плохо выбритый детина в погонах старшего надзирателя.

— Вызывали?

— Да, Симагин! Отведи-ка задержанного в камеру номер ноль-ноль-пятнадцать. К бывшему комкору Иванову. Согласно предписанию, гражданина Волкова требуется содержать в одиночке, но откуда ж я возьму такую роскошь?

— Следуйте за мной! — безразличным тоном предложил Симагин.

Пройдя в дверь, пропустил арестованного перед собой.

— Теперь вперед!

Таким же бесцветным и безразличным был его голос при командах «налево», «направо», «пропустить», «к стене». Спустившись по узкой лестнице на второй этаж цокольного этажа, старший надзиратель кликнул дежурного вертухая и они вдвоем проводили Андрея Константиновича до камеры номер 15. Пока Симагин снимал с него наручники, вертухай отпер дверь камеры и жизнерадостно объявил:

— Пополнение к вам, арестованный Иванов!

— Как, пополнение? — донеслось изнутри. Ведь товарищ следователь обещал…

— У всех своя работа, Иванов! — буркнул старший надзиратель, — следователь обещает, а я исполняю. Другой следователь вот тоже гражданину пообещал… короче, знакомьтесь!

Волков вошел внутрь тесной одиночки и подождал, пока за ним захлопнется дверь. Но и после остался стоять у порога, рассматривая обстановку камеры. За свою долгую жизнь он впервые оказался в заключении. Что ж, от сумы да тюрьмы… как говорится, не зарекайся. Тем более. Что пока к нему не применяли никаких насильственных методов, если не считать таковыми саму процедуру ареста. Может, все еще образуется… товарищи разберутся, выпустят. Тьфу ты, черт! И часа не прошло, как арестовали, а уже психология изменилась. Смотри, как бы вперед ногами отсюда не вынесли!

Волков осмотрел крохотное помещение одиночки. Несмотря на название, в камере стояли двухэтажные деревянные нары с роскошными соломенными матрацами неопределенного цвета. Крохотная лампочка свечей в двадцать нерешительно разгоняла темноту и даже не позволяла рассмотреть лица сидящего на нижней шконке.

— А мне говорили, что камеры освещаются так, что спать невозможно! — произнес Андрей Константинович в полутьму, — здравствуйте, товарищ!

— Товарищи остались за забором! — тоскливо произнес некто с редкой фамилией Иванов, — а здесь находятся исключительно враги народа.

— Тогда позвольте представиться: враг народа — Волков Андрей Константинович.

— Не скажу, что рад знакомству, — хмыкнул мужчина, — но вежливость соблюдем. Иванов Петр Максимович. Бывший начальник штаба семнадцатой армии. Комкор. Третий месяц здесь кантуюсь… а сильные лампочки вворачивают тем, кто ни в чем не признается.

— А вы, значит…

— Вот только не нужно осуждать, товарищ! — Иванов при слове «товарищ» запнулся, — я месяц не спал и трое суток навытяжку стоял перед идиотами в синих фуражках. Да и просили признать не так уж много…

Волков неопределенно хмыкнул. Это в детстве, будучи пионером, просто было осуждать сломавшихся под пытками. И восхищаться «пионерами-героями», и преклоняться перед мудростью партии. А когда вот так — загонят в задницу рыболовный крюк самого большого калибра, а в газетах напишут, что сам его проглотил…

— Я не осуждаю, — мягко сказал он, — неизвестно еще, в чем придется признаваться мне. А ведь попросят, сукины дети, еще как попросят!

— Простите, — произнес бывший начальник штаба, — я не расслышал, вы на какой должности служили?

— А кто сказал, что я служил? — удивился Андрей Константинович, — я в деревенской школе детишкам французский язык преподаю. Пошел как-то в лес за грибами, и сам того не желая, заблудился. Вышел в каком-то незнакомом месте… даже не предполагал, что такое есть в нашем лесу. Каменные здания, огражденные колючей проволокой… вышли двое вооруженных карабинами и с собакой… собака из них самая добрая была. И вот теперь меня обвиняют в шпионаже. Какой из меня, нахрен, шпион?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату