дятел и на всех стучит, стучит, стучит. Ты цигаркой мимо урны промахнулся, а он тебе замечание сделать боится! Ты сапоги забыл почистить, а он видит и молчит. Короче, Лопатин, халява кончается! Придется не стучать, а работать. И вспоминать: чем это начальник особого отдела корпуса заниматься должен, когда стучать на своих коллег не нужно.
После этого состоялся визит к командиру корпуса. Комбригу Ткачеву в момент визита непрошеных гостей показалось, что под ним горит мраморный пол, однако выглядели товарищи «из оттудова» довольно мирно. За револьверы не хватались, дулом в зубы не стучали. Интересовались наличием закрепленной за корпусом по штату техники, людей и лошадей. Справлялись о штатном вооружении, артиллерии корпуса и способах доставки ее на пока еще теоретическое поле боя. Выяснилось, что если личным оружием (карабины СКС и винтовки СВТ и Мосина) корпус еще кое-как укомплектован, то с артиллерией полный бардак. Минометов, пушек и гаубиц наблюдалось около полусотни разновидностей, большинство из них требовали индивидуальных снарядов; запас некоторых видов боеприпасов не достигал и двухсот выстрелов на ствол.
Волков просмотрел некоторые документы и убедился, что действительно, парк орудий был весьма разнообразен: одна полковая трехдюймовка была представлена в вариациях 1893, 1902, 1913 и 1927 годов. Заряды к ним хоть и подходили по калибру, но различались по составу. Полковая 76-миллиметровка образца 1902 года из-за своей чрезвычайной громоздкости требовала для транспортировки не много ни мало — шестерку лошадей. Шестеро бойцов расчета не могли производить перекатывание орудия с целью изменения огневой позиции. Анекдотичные ситуации наблюдались и в прочих случаях.
— Да, уж! — вздохнул генерал-инспектор, — хоть ты создавай отдельные дивизионы прикрытия, вооруженные подобными анахронизмами.
Кречко воспользовался замешательством штабных офицеров и занимался своим любимым делом: бродил по расположению части и разведывал обстановку внутри. Волкову приходилось в одиночку изучать документы, отчеты и служебные записки. Картина была нерадостная. Не хватало техники: тягачей для транспортировки орудий крупного калибра, санитарных автомобилей, ветслужба передвигалась на двуколках, а парк гужевого транспорта тогда составлял едва ли не двадцать процентов от количества военнослужащих. За лошадьми нужен был уход, снабжение кормами, для них необходимы были конюшни, телеги, упряжь и ветврачи. Боевые будни зооветслужбы практически не отражены ни в одной книге о войне — а ведь лошадки внесли вклад в победу Красной Армии не меньший, чем те же саперы или связисты.
Бегло просмотрев поданные ему бумаги, Волков затребовал сведения об организации учебного процесса красноармейцев. Настороженный корпусный комиссар принес папку с недавно утвержденным расписанием на май. Волков бегло просмотрел ее и распорядился выбросить нахрен восемьдесят процентов часов политинформации, шестьдесят процентов строевой подготовки и за счет их увеличить часы боевой и физической. На все возражения корпусного комиссара Андрей Константинович отвечал:
— Здесь, бля, не школа благородных девиц, а Красная армия. Случись что, бойцы от неприятеля томиком Карла Маркса отмахиваться будут? Молчи, комиссар! Я ведь на твою штатную единицу не посягаю, но достанешь — отправлю в Уссурийск, батальоном командовать.
В глазах сидящего рядом комбрига Ткачева он уловил еле заметную радость. Комбриг дело свое знал (его перевели сюда из-под Кандалакши), но радости от комиссарского контроля не испытывал. Волков пресек на корню развернутую корпусным комиссаром полемику о значении в грядущей войне бойца с высокими морально-волевыми качествами и уверенного в превосходстве коммунистической идеи.
— Наше дело, комиссар, воспитать умелого бойца. Иначе людей в армию призывать незачем. Собери всех жителей деревни в сельском клубе — и бухти им про Маркса-Энгельса. Ты, кстати, в курсе, что старина Карл Маркс был невысокого мнения о русских? Ах, не в курсе? Тогда дуй в библиотеку и читай Маркса внимательнее. Возможно, этого немецкого еврея вообще стоит из программы выкинуть.
Это были слишком смелые слова для того времени. И комиссар их запомнил, чтобы когда-нибудь использовать против чересчур энергичного генерала-инспектора. И не имело значения, что при себе у Волкова имелись документы с подтвержденными лично Сталиным полномочиями. Есть понятие основы всего сущего. Основа первого в мире государства рабочих и крестьян — это учение под названием «марксизм- ленинизм». И подвергание сомнению этой основы есть святотатство. Взглянув на корпусного комиссара, Волков это понял. Ему внезапно захотелось вывести этого мудака с фанатичным блеском в глазах на задний дворик и пристрелить его там во имя Мировой Революции.
— Командир! — окликнул он негромко Ткачева, — ты мне не можешь объяснить, откуда берутся вот такие фрукты? Я о твоем комиссаре. Кем он был раньше, кем были его родители? В детстве не хватило витаминов, потому что сильно пороли за проникновение в чужой сад?
Комбриг промолчал. Вся напряженная фигура его молча кричала в пустое пространство: «вы уедете, а мне с ним работать!». Волков знал, что в эти былинные времена комиссар состоял при командире в качестве заботливого «дядьки» с ремнем, следившего за правильностью принимаемых решений. Комиссар имел право вмешиваться в процесс руководства, а вот сменивший его на полях сражений политрук такого права не имел. С 1937 года в РККА начался процесс замены комиссаров на политруков, но почему-то не с «головы», а с «хвоста». Конечно, не все комиссары и политруки были плохими, а командиры — хорошими, но сама практика — ставить под сомнение способности командиров боевых единиц ничего хорошего не принесла.
Бисер больше метать не стоило. Поэтому Андрей Константинович поспешил закончить штабные посиделки своеобразным напутствием:
— Ладно, товарищи командиры. Направление для развития я вам указал, а буквально спустя пару дней вам спустят для ознакомления кое-какие бумаги, в которых твердо определены нынешние приоритеты Генерального штаба и четко указаны направления дальнейшего развития. Я постараюсь через месяц выбраться к вам вновь, и уже не говори мне тогда, комиссар, про Маркса, Энгельса и Плеханова с Каутским. Согласно принципу «бритвы Оккама» распрощаешься со своими полномочиями, как бабушка с дедушкой. Всего хорошего!
Провожал их на минский поезд лично комбриг. Выслушав поток волковского красноречия, он попытался как-то оправдать действия комиссара.
— Товарищ командарм второго ранга, но ведь мы работаем так, как от нас требуют. Попробуй только уклониться от курса — вмиг на тебя летят в Москву доносы, строчат докладные записки, и после этого летят головы. Я ведь в Мировую войну под Перемышлем взвод в атаку водил — все то же самое! Инициатива в нашем деле ни к чему хорошему не приводила. Только к пуле в голову от соотечественника в синем мундире госбезопасности… как же быть?
Волков издевательски приподнял бровь.
— Мне, бля, вам что, всем храбрыми и смелыми с сегодняшнего дня приказать быть? Послушайте, Ткачев, я вам лично нечто шепну на ушко — Иван Михайлович отвернется. За инициативу сейчас наказывать не будут! — прорычал он низким голосом, — главное, это боеготовность войск. Вот вам три приоритета из моего командармского рукава: хорошее питание, физическое состояние и боевая подготовка. Причем учитывайте, что мозг голодного солдата глух к остальным приоритетам. А вообще, комбриг, хлопотное это дело — направления развития менять. Но хотя бы запомните эти три. И никого не бойтесь. Командир, который испытывает страх, годится только на роль козла отпущения. А за последние годы что-то слишком козлятиной вонять стало!
Глава 12
К середине апреля Волков с Кречко успели побывать в БОВО везде, где это намечалось маршрутом. На территории Белорусского особого военного округа, в принципе, было не все так плохо, как описывалось в массовой литературе конца двадцатого века. Командующий округом, командарм второго ранга Ковалев произвел на Андрея Константиновича приятное впечатление: был обстоятелен, немногословен, деловит. Зачем потребовалось менять его на Павлова — загадка природы. В июньские дня сорок первого он проявил бы себя, как минимум, не хуже. Хотя хуже уже невозможно. Однако за время Великой Отечественной войны советские полководцы не раз доказали, что для них нет ничего невозможного.
