Летит дракон плененный – под седлом,
Во имя жалких войн двуногих этих.
О горе, горе племени крылатых!
Мы все познали униженье плена,
Мы все во сне бываем лишь свободны.
Немало лет прошло, а избавленья
Все нет.
А Всадник смеет говорить
На языке драконов. Горе, горе!
Пусть даже искаженные, слова
Напоминают мне о прошлом живо, -
И вот уже, как наяву, я вижу
Все, что утратил, чарами окован -
Простор, и солнце, и небес бездонность;
Прохладная услада облаков
Ласкает крылья, и трепещут ноздри
От ледяных ветров тех горних высей…
О небо, сколь мучительно и больно
Мне вспомнить, как, еще себя робея,
Парили в вышине, расправив крылья,
Ловили ветер отпрыски мои.
Но нет – к земле навеки я придавлен,
И эти злые чары… Темный ужас
Связал меня, подобно крепким путам.
Драконы все испробовали кровь
Уже давно. С тех пор постылый, липкий
И душный вкус нам голову кружит.
Уста мои, что пламя изрыгают,
Осквернены, а древнее наречье
Драконье Всадник запятнал навек.
О горе, горе племени драконов!
И все ж, чем больше я вкушаю крови,
Тем более желанна мне она.
Коварный Всадник мне приносит мясо,
Сочащееся кровью, – утоляю
Я жгучий голод – заглушает боль
И притупляет ноющую память:
Так яд, увы, становится лекарством.
А я, скользивший гордо в вышине,
Куда не поднимались даже птицы,
Все глубже погружаюсь в хаос… в бездну…
Ужель, себя теряя, я исчезну
Навеки… навсегда… во тьму… в ничто…
Но те слова, пускай в устах чужих,
Звучат опять и вновь напоминают
О прошлом – как учили мы летать
Детенышей на крыльях неокрепших…
Народ мой, сестры, братья, дети, где вы?
Лететь, лететь и складывать напевы
Ужели никогда не суждено…
