На этом месте верблюд в белом шарфике необычайно оживился и неожиданно запел.
— Лалалалалалалала, — пропел он целую гамму, сначала вверх, а потом вниз. — Лалалалалалалала.
— Лалалалалалалала? — повторил за ним удивленный пингвин. — Что значит «лалалалалалала»?
— Та-ми-но, Та-ми-но! — продолжал распевать верблюд, радостно пританцовывая на месте. — Тааааа-миииииии-но!
Пингвин, ничего не понимая, смотрел на странного верблюда.
— Та-ми-но! Знаешь, каааак тебеееее повезлоооооооооо! — заливался трелями верблюд. — Яааааааааа скажуууууууу тебеее…
— Что вы мне скажете? — перебил его пингвин.
— Всё-всё-всё-всё… — снова затянул верблюд свою арию.
— Ну что всё-то? — нетерпеливо спросил его Тамино.
— Яааааааааа скажуууууууу тебеееее, что такое любооооооооооовь…
Казалось, верблюд никогда не остановится.
Тамино совсем разнервничался. Этот верблюд, кажется, знает ответ на его вопрос, но поди добейся от него толкового объяснения, если он все время голосит. Тамино решил не отступаться от своего и сохранять самообладание.
— И что такое любовь? — строго спросил он.
Верблюд на какое-то мгновение умолк. Он отступил чуть-чуть назад, приосанился и придал своей физиономии самое торжественное выражение. Именно с таким выражением лица бабушка-пингвиниха открывала обычно дверь в комнату, в которой лежали приготовленные заранее рождественские подарки.
— Музыка! — важно изрек верблюд и снова замолчал.
— Музыка? — Тамино уже совсем ничего не понимал. — При чем здесь музыка?
— При том! — односложно ответил верблюд, все еще сохраняя торжественное выражение на своей добродушной физиономии. — Любовь, мой друг, это музыка! — снова перешел на пение верблюд, вложивший в свою музыкальную фразу столько чувства, что у Тамино даже мурашки пробежали по спине — так это получилось красиво. Гораздо красивее, чем пение ветра на Южном полюсе, которое так любил, бывало, слушать пингвин, предвкушая наступление долгожданной зимы.
Но песни песнями, а дело делом. Тамино пока еще так ничего и не понял из объяснений певучего верблюда. Значит, нужно было запастись терпением и попытаться все-таки разобраться в интересовавшем его вопросе. По опыту он уже знал, что за всякими непонятностями могут скрываться очень даже полезные сведения. Ведь каждый раз, когда он чего-то не понимал, потом оказывалось, что именно это каким-то образом приближает его к разгадке тайны любви и, следовательно, к принцессе Нануме. За время своего путешествия Тамино уже научился: если тебе что-то неясно, всегда надо спрашивать. Вот и сейчас он выдержал небольшую паузу, а потом поинтересовался:
— Не могли бы вы мне сказать, глубокоуважаемый господин Гомес, что вы имеете в виду, когда говорите, что любовь — это музыка?
— Могу, — ответил верблюд и с величественным видом опустился на землю. — Музыка — это самое прекрасное, что есть на свете. Ничто так не волнует душу и не радует сердце, как музыка. И даже если начнется извержение вулкана и лава зальет весь остров, и даже если все люди передерутся в своих войнах, и даже если нам станет грустно, или мы заболеем, или потеряем кого-то, кто нам очень дорог, и даже если все провалится в тартарары — все равно музыка окажется сильнее всех бед. Потому что ее нельзя разрушить, ее нельзя присвоить, ее нельзя запереть или посадить в тюрьму. Она существует сама по себе. Существует всегда и везде. Но особенно ее много в Милане.
— О, Милаааан… — пропел напоследок верблюд, и взгляд его затуманился от нахлынувших чувств.
— Милан? А где это — Милан? — поспешил спросить пингвин, видя, что верблюд, кажется, снова собирается перейти к пению.
Хосе Гомес Фернандо Луис Диего Хоакин де Ланселот лукаво посмотрел на дотошного пингвина. Ему нравился этот новый знакомец, который с таким интересом слушал его объяснения про музыку.
— Милан, Тамино, находится в Италии, — сказал он, расплываясь в мечтательной улыбке. — А Италия… О bella Italia! — пропел верблюд, но тут же спохватился: — Да, так вот… Милан находится в Италии, а Италия, соответственно, в Европе.
«Европа! — мелькнуло у Тамино в голове. — Ведь Фредерик с Фредерико тоже говорили о Европе. Они сказали, что любовь нужно искать в Европе! Точно! Значит, я на правильном пути, раз и верблюд говорит то же самое. Только нужно у него как следует разузнать, где в этом Милане искать любовь».
— А когда я доберусь до Милана, то куда мне там идти? — спросил Тамино и незаметно взялся за кончик шарфа, чтобы верблюд не удрал от него в самый ответственный момент.
— Сейчас я тебе всё объясню. Это очень просто, — радостно ответил верблюд. — В Милане есть один такой большой дом, называется «Опера» или еще «Оперный театр'. И вот представь себе, Тамино, в этом доме люди целый день поют. И утром, и днем, и вечером. И как ты думаешь, о чем они поют? О любви!
В этом месте верблюд вдруг всхлипнул и залился горючими слезами. Он плакал и плакал, и слезы толстыми каплями падали на горячую землю. Тамино совершенно растерялся.
— Господин Хосе! Что с вами? — спросил он, теребя белый шарфик в зеленый горошек, который уже весь промок от верблюжьих слез.
— Ах, Тамино! — продолжая отчаянно рыдать, ответил верблюд. — Ах, Тамино! Если бы ты только знал, как мне хотелось бы пойти с тобой! Всю свою жизнь я мечтаю о том, чтобы хоть разочек выступить в Миланской опере. Я даже написал как-то директору. А он… А он… — Тут верблюд уже заплакал навзрыд.
— Ну не надо, господин Хосе, не надо, не плачьте, — попытался утешить несчастного верблюда Тамино. — Бог с ним, с директором…
— Знаешь, что он мне ответил, этот директор? — продолжал верблюд. — Он ответил, что они верблюдов, видите ли, не берут! Правда, он написал еще, что я должен постоянно работать над собой. Не исключено, что они откроют в Каире филиал Миланской оперы для верблюдов, и тогда он обязательно свяжется со мной. А чтобы я пока не расстраивался, он прислал мне в подарок вот этот белый шарфик в зеленый горошек. Потому что все оперные певцы носят шарфики. Горло берегут. Вот и я теперь берегу… И работаю над собой…
— Ну вот видите, господин Гомес! — бодрым голосом сказал Тамино. — Раз у вас уже есть шарфик, как у всех оперных певцов, значит, вы рано или поздно обязательно будете выступать. Я в этом абсолютно уверен. Как уверен и в том, что рано или поздно найду принцессу Нануму и помогу ей вернуться домой. Да, кстати, а как мне все-таки добраться до Милана? — Тамино ловко свернул разговор на интересовавшую его тему.
— Есть у меня тут старинный приятель, Октопусом зовут. Вот он тебя и доставит прямо по назначению. Пойдем, я тебя с ним познакомлю.
С этими словами Хосе Гомес Фернандо Луис Диего Хоакин де Ланселот поправил свой белый шарфик в зеленый горошек, который уже успел подсохнуть на ветру, развернулся и неспешно двинулся в сторону моря. За ним вприпрыжку поспешал пингвин, придерживая крылом свою красную шапочку, которая то и дело норовила слететь на ходу.
Глава девятая,
в которой Тамино едет дальше на Октопусе
Дорога оказалась не из легких. Одни вулканы чего стоили: пока наверх залезешь, пока вниз… Вспотели друзья изрядно, но все же добрались до побережья Атлантического океана.
