одну курицу считать до двух, а другую до трёх,
Майк пожалел, что они не могут пригласить из зоопарка слона: этот слон бросал в автомат пенни, а оттуда выскакивала сдобная булочка с изюмом.
Ломтик возразил, что нельзя же получить всё на свете, и так у них уже достаточно животных для представления!
Ломтик и Майк попрощались с миссис Спригз и пошли домой обедать. Все трое условились встретиться на следующий день и рассказать друг другу, что они успели сделать.
После обеда Ломтик сразу отправился на луг фермера Робинсона. Он нырнул под забор, огораживавший луг, и тихонько свистнул. Как только Гёрли[4] (так звали пони фермера Робинсона) увидела Ломтика, она подняла копыто, потом опустила его опять на землю, — пони обычно так делают. Ломтик был в восторге; он сразу дал ей кусок яблока — пусть поймёт, что именно так она и должна поступать. Гёрли опять подняла и опустила копыто. Ломтик сказал:
— Хорошо, Гёрли, — и дал ей ещё кусок яблока.
Потом Ломтик нагнулся и очень осторожно, стараясь не испугать пони, взял её за копыто: он хотел, чтобы она не поднимала его, пока он не спросит: «Скажи, Гёрли, сколько один и один?» Но стоило мальчику притронуться к ноге Гёрли, как она сразу испугалась, перепрыгнула через Ломтика и рысью помчалась по лугу. Ломтик помчался за ней.
— Не бойся! — изо всех сил кричал Ломтик.
Но Гёрли не останавливалась; чем громче он кричал «Не бойся!», тем быстрее она убегала.
Тут появился фермер Робинсон с большой палкой в руке. Он решил, что конокрад хочет украсть Гёрли. Задыхаясь на бегу, он кричал:
— Стой, ворюга, стой! Я сверну тебе шею!
«Как будто вор остановится!— подумал Ломтик.— Уж лучше кричать: «Стой, ворюга, стой — я не сверну тебе шею». А с другой стороны, не остановись вор, никто не смог бы свернуть ему шею. Значит, кричать всё это бессмысленно. Поберёг бы лучше силы — и так ему тяжело бежать!»
Но Ломтику всё-таки неприятно было видеть фермера Робинсона в таком смятении, и он крикнул:
— Успокойтесь! Это я, Ломтик! Я учу Гёрли арифметике.
Фермер Робинсон, который как раз перелезал через изгородь, удивился ещё больше, чем Гёрли. Ломтику показалось, будто фермера сильно стегнула по лицу какая-то ветка и он чуть не упал. Потом мальчик сообразил, что фермер просто ошарашен. Он так и застыл верхом на изгороди: одна нога по одну сторону, другая — по другую, а шляпу сбил палкой на затылок. Фермер уставился на Ломтика и так сморщился, будто у него вдруг заболели зубы.
— Что ты сказал? Ты занимался с Гёрли арифметикой? — произнёс наконец фермер Робинсон. — Ну, тогда понятно, что она убежала. Я и сам никогда не любил арифметики. — Он медленно перелез через изгородь и подошёл к Ломтику. — А как ты собираешься её учить? Зачем ты это затеял? Ты что, такой же учёный, как твой папаша? Или делаешь это на пари? Объясни!
Тут Ломтик рассказал про отца Майка Хенисси, про представление и про то, что вырученные деньги они отдадут маме Майка на расходы.
— Да, не повезло мистеру Хенисси, — сказал фермер. — Я рад, что вам пришла в голову такая хорошая мысль. Вот что! Сколько бы вы ни выручили за представление, я вам дам столько же от себя. А что касается Гёрли, то я тоже буду приходить на уроки — ведь ко мне она привыкла, я помогу её дрессировать. А вдруг она и вправду выучится арифметике и поможет мне справиться со счетами на будущей неделе! — И фермер громко захохотал.
Пока они вдвоём занимались с Гёрли, миссис Спригз отправилась к мистеру Смиту учить его попугайчика новым словам. Она договорилась с мистером Смитом, и тот не возражал — ведь это делалось, чтобы помочь бедному Джиму Хенисси.
Жёлто-серого попугайчика мистера Смита звали Гоулди. Из-за таких попугайчиков индейцы в своё время вели кровопролитные бои. Видите ли, индейцы всегда носили перья в волосах и считали жёлтые перья самыми красивыми. Поэтому они ловили в лесу зелёных попугаев и других птиц, выдирали из них зелёные перья и натирали птиц особой мазью, приготовленной из жаб.
Вместо выдернутых перьев вырастали новые, жёлтого цвета. И всё-таки жёлтых перьев не хватало. Иначе индейцы, конечно, перестали бы считать их самыми красивыми и воевать из-за них.
Только у очень важных индейцев жёлтых перьев было вволю, и они говорили другим индейцам: «Бьюсь об заклад, что вы тоже не прочь поносить жёлтые перья! Так плывите через реку, вступите в бой с индейцами, что живут на том берегу, и отбейте у них сто жёлтых перьев». Вот какие были люди в те времена!
Через некоторое время-у попугайчиков начали рождаться птенцы с жёлтыми перьями. От них-то и произошёл Гоулди Смит.
Но вернёмся к миссис Спригз. Она умела очень хорошо свистеть. Она умела свистеть, как чёрный дрозд, как жаворонок и даже как соловей. Когда миссис Спригз была маленькой, она любила дразнить свою кошку, насвистывая ей прямо в ухо. Кошка приходила в недоумение, начинала всюду искать птицу и так волновалась, что переставала есть. Как только миссис Спригз казалось, что кошка забыла о птице и собирается заснуть, она опять принималась насвистывать ей в самое ухо. В те времена она, конечно, не была ещё миссис Спригз. Она была маленькой девочкой, которую звали Ада Тиблз. Только шестнадцать лет спустя она вышла замуж за капитана Спригза и сделалась миссис Спригз.
Когда Ада выросла, она перестала дразнить кошку. Ведь та в конце концов могла возненавидеть птиц за такие издевательства. Со временем кошка стала ловить птиц и поедать их. Миссис Спригз решила, что виноваты в этом её детские шутки. Но, вероятно, кошка ловила птиц просто потому, что видела, как это делают другие кошки, а вовсе не оттого, что миссис Спригз когда-то дразнила её.
Отправляясь учить Гоулди, миссис Спригз взяла с собой немного зерна.
— Здравствуй, Гоулди! — сказала она.
— Как вы поживаете? — спросил Гоулди.
Тут миссис Спригз начала свистеть. Она свистела, как чёрный дрозд, как серый дрозд, как зяблик, как жаворонок и как синица.
Гоулди слушал, склонив голову набок.
Послушать миссис Спригз собралась целая толпа. Люди думали, что началось какое-то представление. Вскоре собралось столько народу, что подошёл полисмен и попросил людей разойтись — они мешали движению. Кто-то позвонил в Би-би-си и сообщил, что запели соловьи; Би-би-си прислало в машине двух сотрудников с аппаратурой, чтобы записать соловьев на плёнку.
Миссис Спригз не обращала никакого внимания на всю эту суматоху. Она наблюдала за Гоулди.
Казалось, Гоулди с интересом слушал миссис Спригз. Когда та перестала свистеть, Гоулди помахал крылышками и сам попробовал издать несколько звуков: ему тоже хотелось посвистеть!
Миссис Спригз ещё немного попела, а потом сказала:
— Бе-е-едный Хенисси! Бе-е-едный Хенисси.
Гоулди сначала прислушивался, а потом повторил:
— Бе-е-е-едный...
Миссис Спригз тут же дала ему зёрен.
Потом миссис Спригз опять начала:
— Бе-е-е-едный Хенисси! Бе-е-едный Хенисси! Бе-е-е-едный Хенисси.
— Бе-е-е-едный... — сказал Гоулди и получил ещё зёрен.
Миссис Спригз решила заставить Гоулди сказать побольше слов.
— Бе-е-едный мистер Хенисси, мистер Хенисси, мистер Хенисси! Бе-е-е-едный мистер Хениссп! — повторяла миссис Спригз.
