человеку, у которого мы только что были.
— Но, великий хозяин…
— Скажи ему, что таков наш обычай. Я хочу, чтобы он принял это.
— Но Страж…
— К черту Стража. Он и не узнает об этом, если мы ему не скажем. Не мог же он хотеть, чтобы эти люди умерли с голоду.
Мне придется поговорить со Стражем об этой расселине. Даже если этот человек оставит все наши припасы себе, на месяц ему их не хватит.
Вроун поклонился с самым страдальческим видом, какой только смог изобразить.
Мы продвигались по все более дикой местности, по намеченному Занором пути, медленно, чтобы Вроун смог отнести провизию и догнать нас.
— Похоже, он славный малый, — заметил Паоло.
— Прирожденный правитель, — ответил я. — Возможно, самая светлая голова, какую мы только здесь встретили.
После еще одного часа ходьбы через темноту Вроун догнал нас.
— Одинок осчастливлен вашим даром, великий хозяин, и безгранично вам благодарен.
— Что он сделал с ним? Он его принял?
— Пять лепешек он разделил между своими собратьями так, что каждый получил по куску. И сам он тоже. Остальное он спрятал в погреб…
С оглушительным ревом шагах в пятидесяти впереди ударила вверх струя пара. Мы метнулись влево, уклоняясь от ливня раскаленных каменных осколков. Вскоре поднялся ветер, ледяной шквал, он дул прямо нам в лицо, даже когда нам пришлось снова отклониться с намеченного пути, чтобы обойти клокочущую яму вонючей желтой грязи. Мне больше не оставалось времени на размышления о жителях долины.
— Далеко еще до Края? — спросил я Оба, перекрикивая вой ветра.
Мы только что вернулись на дорогу после третьего, примерно часового отклонения — на этот раз затем, чтобы обойти бездонное ущелье. Повсюду вокруг нас стонала земля.
— Далеко, — ответил Об с той интонацией, которую я понял как «куда дальше, чем вы можете себе представить».
И даже это было бы еще ничего, если бы я не почувствовал себя так отвратительно. Сначала пришло простое головокружение. Но потом волны жара и холода, не имевшие ни малейшего отношения к ветру, стали попеременно бросать меня то в пот, то в озноб. Желудок пытался вывернуться наизнанку. Я винил в этом зловонные испарения от провалов и струй пара, но, похоже, они больше ни на кого так не влияли.
В конце концов, на подкашивающихся ногах, с кружащейся головой, я вынужден был остановиться и прислониться к массивному валуну, который показался мне чуть более устойчивым, чем колышущаяся земля, заставляя себя удерживать в желудке пищу щедрого одинока. Но сомневаюсь, что мое недомогание было как-то связано с чувством вины за бессердечно поглощенные остатки еды изголодавшегося человека. Вскоре я уже не мог думать ни о чем, кроме теплой сухой постели и беспробудного сна. Прошло уже несколько часов с тех пор, как мои спутники доели свои лепешки, а мне не хотелось видеть голодающими и их тоже.
— Пойдемте обратно, — предложил я. — Я все еще хочу дойти до Края, но, полагаю, мне стоит с этим погодить.
Весь остаток пути до Города башен тошнота и изнеможение затуманивали мне голову. Я все еще слышал слабые отзвуки той радостной песни, летящей сквозь вечную штормовую ночь, и они просачивались сквозь мою промокшую одежду, сквозь кожу и кости, вместе с унылым дождем.
Я ждал и ждал, и это сводило меня с ума. Я пришел в Пределье не за уроками географии или экономики, пусть даже и необычными или интересными. И уж конечно, я пришел сюда не за тем, чтобы следить за пропитанием одиноков или вытаскивать их из залитых грязью ям. Мне не нравилось то, что это место казалось мне таким знакомым и что местное население приняло меня за своего короля.
Страж продолжал избегать меня. Он даже перестал садиться с нами за стол во время трапез. Возможно, проклятый мерзавец надеялся, что я уйду, если он не будет уделять мне внимания. По моим подсчетам, мы провели в Пропасти уже три недели, когда я решил, что больше ждать не намерен.
— Он никогда не приведет нас к Истоку по доброй воле, — заключил я однажды, когда мы с Паоло бесцельно слонялись по пустынным улицам Города башен. — И похоже, никто другой не имеет ни малейшего понятия о том, что это и где его найти. Мы просто должны выяснить, куда он ходит, и проследить за ним.
— Он ходит куда-то каждый третий вечер, перед тем как погаснут огни, — заметил Паоло. — И тогда он не приходит к нашей комнате, чтобы проведать нас, и всякий раз наутро бывает отвратительно вспыльчивым.
— Не думаю, что Исток позволит ему отослать меня. Иначе мы уже были бы или в пути, или мертвы.
— Что такое Исток? Он вообще живой?
— Именно это нам и предстоит выяснить. Итак, прошлой ночью он к нам подкрадывался и позапрошлой тоже. Значит, уйдет он этим вечером. Там, на третьем этаже, есть ниша…
Винтовая лестница из пятнистого красного камня, гладкая и блестящая, словно мрамор, была сердцем Голубой башни. И хотя комнаты за ее площадками никак не были связаны с внешней формой оплота, лестница следовала за каждым витком его спирали. Приемная и комната отдыха, гостиная и трапезная находились на первом этаже. Мы с Паоло спали в гостевой комнатке на втором, а личные покои Стража располагались на третьем. Кладовые, насколько мы поняли, были устроены под землей. Охранители бдительно сторожили их и не позволяли спускаться туда по узкой лесенке. Все прочие помещения на десяти этажах башни, включая роскошную спальню на четвертом, кроличий лабиринт петляющих коридоров и большие и маленькие залы неясного назначения, приберегались для короля.
После ужина мы с Паоло выскользнули из нашей спальни. Верхние этажи Голубой башни были безлюдны, как и всегда. Мы не опасались ни с кем столкнуться. Слуги словно испарились сразу же после того, как мы поели.
Мы забились в нишу на площадке третьего этажа, полагая, что Страж воспользуется лестницей, если куда-нибудь пойдет, и мы сможем увязаться за ним. Мы еще и часа не просидели в засаде, в тесном просвете за узенькой колонной, которая поддерживала винтовую лестницу, когда услышали шаги, приближающиеся со стороны покоев Стража.
К нашему удивлению, он направился вверх по лестнице, а не вниз. Мы двинулись следом, держась достаточно близко, чтобы не потерять из виду его серую накидку. Он взобрался до самого верха башни.
Желтоватая стена, которой оканчивалась лестница, мягко светилась. Она была гладкой, не считая прорезанного круга диаметром в размах моих рук. Страж, похоже, медленно обводил его пальцем. Скорчившись на лестнице пролетом ниже, мы не могли различить, что еще он делает и не произносит ли при этом каких-нибудь слов. Но мгновением позже центр круга растаял темным провалом. И тут же Страж шагнул в него и исчез, оставив нас глупо глазеть ему вслед.
Мы бросились вверх по ступенькам и принялись изучать стену — вновь твердый камень цвета спелой бледно-золотистой пшеницы. Изображения, высеченные на каменном круге вверху, внизу, слева и справа, казались вполне заурядными: пшеничные снопы, виноградные грозди, цветы и тому подобное. В центре круга виднелась небольшая выпуклость размером с мой кулак, посреди которой было прорезано отверстие странной формы. Ничто не подсказывало мне, как разбудить эти чары.
Но когда я задумчиво пробежал пальцами по резному контуру, так же как Страж, середина круга снова растворилась.
— Что ж, — сказал я, — это было довольно просто. Постой на страже…
— Погоди, — прошептал Паоло, тронув меня за руку. Не утруждая себя спорами, он отстранил меня и шагнул в дыру.
Никакого сигнала тревоги не раздалось. Никто не кричал и не сквернословил. Но я был вне себя.
«Идиот! Зачем он это сделал? Он должен был дать мне осмотреть проем… поискать заклинания.
