– Выпей это, когда придешь домой, – сказала она. – Если ты выпьешь сейчас, то ни за что не доберешься домой. Не медли, поскорее выпей это, потому что это смягчит твою боль.
Она тихо свистнула, и тут же рядом оказался молодой вистани.
– Отведи женщину домой, Алекси, и чтобы никто не увидел, а то вам обоим придется нелегко.
Дирка спрятала бутылочку и повернулась, чтобы уйти, но цыганка схватила ее за руку:
– Если сделаешь это, пути назад уже не будет.
– Я понимаю, – сказала Дирка, благодарная ей за честность.
– Однажды, – ответила мадам Авана традиционным для Гундарака прощанием, принятым среди близких друзей. Она проводила Дирку взглядом. – Однажды, дочка, – повторила цыганка в темноту и вернулась к своему костерку.
Как Дирка и ожидала, Торвила не оказалось дома. Скорее всего, он не вернется до утра. Как и в большинстве домов в их деревне, в домике Дирки была единственная комната с маленьким каменным очагом. Лесенка вела на полати, где они обычно спали на тюфяке, согреваемые теплом, исходившим от дымохода. Дирка подумала было залезть наверх и там выпить настой, но потом передумала. Если жидкость сделает с ней что-то плохое, лучше оказаться рядом с дверью. Она вытащила пробку и попробовала содержимое.
Хотя к смеси и было добавлено множество трав, чтобы сделать жидкость вкуснее, все равно чувствовалось, что основа напитка имеет вкус крови и тлена. Дирка заставила себя сделать первый глоток, а потом решительно опустошила весь флакон, глубоко вдохнув перед этим, чтобы удержать отвар во рту и не выплюнуть мерзкую жидкость.
На секунду у нее закружилась голова. А затем началась боль, накатывавшаяся волнами, как кровавый, неумолимый прибой. Дирка оставалась в полном рассудке, хотя и изогнулась от боли, стараясь подавить крик. Она бросила пустой флакон в огонь и увидела, как несколько оставшихся капель вспыхнули и загорелись холодным зеленым пламенем. Она подтянула колени к подбородку, плотно сжала зубы, чтобы не закричать, и чувствовала, как растет внутри нее боль, пока наконец обморок не избавил Дирку от мучений. Она без чувств пролежала до утра.
Ночью огонь погас, и сырость вползла через ставни, заполнив маленький домик. Измученная Дирка проснулась от холода. Хотя боль еще оставалась, она уже достаточно притупилась, чтобы Дирка могла вновь разжечь огонь и приготовить немного еды. Пища придала ей сил, и к полудню Торвил бы уже и не заметил ни единого следа ее ночных мучений.
Но даже если бы она осталась без сознания, Торвил бы не заметил этого. Его принесли на плаще четверо соседей. Они положили его на кровать и быстро удалились, не пускаясь в долгие объяснения. Торвил, очевидно, перепил и свалился с обрывистого берега в реку. Там он пролежал без сознания, в холодной черной воде, пока не настал рассвет. Его нашли вистани – в голове дыра, ноги холодные и онемевшие, но благодаря цыганам он все же остался жить и не жить – он ничего не видел и не слышал.
– Я видал такое раньше, – сказал один из соседей. – Он может проснуться, но он никогда больше не сможет работать. Когда мужчины Гундарака…
Он осекся. Его багровое лицо еще больше покраснело, он смешался. Если ее муж не сможет работать на полях, ей придется платить налог. Как и большинство крестьянских семей в Гундараке, они с Торвилом уже и так были нищими. Без подаяния они умрут с голоду.
Ее сестра пришла, как только услышала о случившемся. Сара, уже на последних месяцах беременности, предложила ей ухаживать за инвалидом, но Дирка отказалась.
– Твой ребенок уже скоро родится, – сказала она. – Ты должна думать о себе и об Иваре.
– Ты уверена, что справишься? – спросила Сара, услышав отчаяние в голосе сестры.
– Уверена.
– Ивар сказал, что поможет, чем только сумеет.
Щедрое, хотя и бесполезное предложение, подумала Дирка. Единственный талант Ивара – колдовство, но, с тех пор как он попал в Гундарак, он не осмеливался произнести ни единого заклинания. У герцога Гундара был большой опыт по части вылавливания колдунов в своей стране.
Несмотря на все предосторожности, предпринятые Иваром, до Гундара дошли слухи о новом колдуне, и теперь стражники герцога рыскали по всему городу. Если бы Ивара разоблачили, его бы силой заставили служить герцогу или же убили. Для такого человека, как Ивар, этот выбор был неприемлем.
– У тебя достаточно проблем, – сказала Дирка сестре. – Я сама разберусь со своими собственными.
– Да, у нас проблемы, – согласилась Сара. Она, казалось, не решалась сказать что-то еще. Вместо этого она поцеловала сестру и ушла.
Оставшись одна, Дирка заперла дверь, подошла к мужу, сдернула покрывавшее его одеяло. Его одежда была насквозь мокрой. Она должна была переодеть его. Его губы посинели от холода. Она должна накормить его. Но вместо этого она смотрела на него и думала о своих детях. Потом заботливо омыла его лицо, так похожее на лица ее девочек. Она вычесала листья и грязь из его волос – таких же, как и у них. Потом она занялась повседневными хлопотами, горько улыбаясь и слушая полуобморочные стоны Торвила.
К ночи Торвил вновь умолк, Дирка оставила ставни открытыми, погасила огонь и спала на полатях, тепло закутавшись в одеяла. К утру Торвил был мертв. Она только успела раздеть и укрыть его, как вломились люди герцога Гундара, чтобы потребовать налог за неработающего Торвила, но вместо этого им пришлось самим заплатить Дирке – как вдове. Старший стражник обратил внимание на погасший очаг и холод в комнате.
– У нас совсем не осталось денег на дрова после того, как мы уплатили налог, – ответила ему Дирка.
– Даже для того, чтобы спасти мужа?
Дирка чуть не рассмеялась, но все же сдержалась, стараясь спрятать страх, пока стражники не ушли. Вновь оставшись одна, она в ужасе стала метаться по комнате, уверенная, что они вот-вот вернутся и
