А у него и так хватало вопросов, сверливших его ум. Не успел он выехать за ворота, как заметил тень, промелькнувшую за оградой. «Кто это? Призрак?» – подумал Лукас. Но холодный дождь отбил охоту к долгим размышлениям, и он отправился в путь.
Сейчас никто не беспокоил его, и он мог спокойно наблюдать за изменчивой игрой пламени в очаге, прислушиваясь, как буфетчик перебрасывается шутками со старым фермером. Даже такая ничего не значащая мирная сценка вызывала у него горькие чувства, сознание, что вскоре он лишится и этого. Лукас задумался, как выпутаться из невероятной ситуации, не разбив сердце женщины?
Он откинулся на спинку стула, прислонился к деревянной стене и глубоко вздохнул. Прищурившись, Лукас перебирал в уме подробности их ночи. Ночи любви. Дурманящий аромат Кэролайн пропитал его насквозь. Тонкий и сильный, он и сейчас сводил его с ума. Она взяла его целиком, так искренне, с таким неожиданным жаром… Лукас отхлебнул джина.
Нет, он никогда больше не станет заниматься с ней любовью. Он всего лишь человек и имел слабость уступить. И был настолько глуп, что думал, будто сотворит из нее женщину и подарит ей неповторимые ощущения, но совсем забыл о последствиях.
Лукас подумал о мальчиках, о его дорогих мальчиках. Он ведь поклялся, что никогда не даст жизнь нежеланному ребенку. Он не имел на это никакого права, особенно в отношении Кэролайн. Она думает, что любит его. Черт, может быть, и любит. Но способна ли женщина, обуреваемая страстью, рассуждать здраво? Она не понимает, каким грузом для нее станет пожизненное напоминание о Лукасе Дэвине, когда он уедет, – ребенок сироты, бродяги и вора. Нет, он не может остаться! Они не пара, и ничто не в силах изменить это. Миссис Пламшоу это знает. Она единственный здравомыслящий человек в Фаллингейте. Как и Лукасу, ей досталось от жизни. Интересно, что именно позволяет ей видеть Лукаса насквозь, тогда как другим это не дано?
– Не возражаешь, если я при-и-и-сяду, приятель? – нарушил его размышления гнусавый голос.
Лукас поднял глаза от стакана и увидел прямо перед собой улыбающегося Смайли Фиггенботтема.
– Фиггенботтем! – недоверчиво воскликнул Лукас. Он украдкой посмотрел на буфетчика, потом на своего сообщника и прошептал: – Какого дьявола ты болтаешься в Крэгмире в такое время?
– Ищу Лукаса Дэвина, – сказал крючконосый коротышка, издав довольный смешок. – Ты его не видел, с-с-случаем?
Он сбросил мокрый плащ и уселся напротив Лукаса, потирая руки.
– Я знал, что найду тебя здесь. Я побывал в тюрьме, и мне ска-а-зали, что ты уже далеко, в другой стране. Но я-то лучше знаю.
– Как Робин?
– В порядке, – отмахнулся Смайли. – Не беспокойся о старике, он нас всех переживет.
Смайли жадно посмотрел на стоящий перед Лукасом стакан джина и облизал губы.
Лукас подал знак буфетчику, заказав еще два стакана. У Смайли все на лице написано.
– Ты посмотри-ка, – хихикнул коротышка, указывая на одежду Лукаса: пальто с многослойной накидкой, спадающей на спину. – Тю-тю-тю… Фасонная вещь, чтоб мне
п-п-пусто было. Что ты тут, черт по-о-по-обери, делаешь? Пасешь вдовствующую графиню Джермейн?
Лукас вспыхнул. Еще не хватало, чтобы Смайли узнал, откуда появилась его новая одежда. Буфетчик принес стаканы, небрежно расплескав горячительную жидкость по грубому столу. У Смайли был такой вид, будто он готов подлизать лужицу языком, но он терпеливо выждал, пока Лукас подвинул ему стакан.
– Не обращай внимания на мою одежду, старина. Это часть моего плана. В Лондоне все в порядке?
– Все путем, приятель. Шайка, так сказать, пока отсиживается в «Семи лунах», обдумывая предстоящее дельце. Затем п-п-лан переходит в активную стадию, как выражаются ученые люди, – хихикнул Смайли, подмигнув. – Все произойдет через пару недель. Мы на-а-падем на Фаллингейт и Джермейн-Хаус в одну ночь, как ты говорил. Ты ведь по-прежнему в деле, Лукас?
Тот молча смотрел в свой стакан. Смайли перегнулся через стол и схватил его за руку.
– Я сейчас в за-а-труднительном положении, парень, и это дело поможет мне свести концы с концами. Так ты с нами?
С ними ли он? Наступил момент, когда его прежняя жизнь схлестнулась с новой. Лукас настолько сжился с Фаллингейтом, что почти забыл, кто он на самом деле. Когда Кэролайн ночью коснулась его шрамов, она, сама того не понимая, напомнила ему о прошлом.
Лукас оттянул ворот пальто, ему вдруг стало трудно дышать. На лбу выступила испарина. Вытерев тыльной стороной лоб, он отхлебнул джина.
– Да, приятель, я в деле. – Он закашлялся, не сводя глаз со своего стакана. – Смайли, не знаешь ли ты какой-нибудь подходящий способ избавиться от женщины?
Коротышка покрутил головой, потом отрицательно покачал ею.
– Нет, чего нет, того нет. У меня в отличие от тебя, Дэвин, не было нужды отделываться от баб.
Лукас саркастически усмехнулся. У него хватало опыта, особенно после смерти Иззи. Но до сегодняшнего дня он не встретил ни одной достойной.
– Лучший способ, – задумчиво проговорил он, – заставить возненавидеть тебя. Тогда она сама оставит тебя в покое да еще будет думать, что это ее собственная идея. И подобный способ менее болезнен. А ты знаешь, Смайли, как заставить женщину тебя возненавидеть?
– Нет, дружище, – негромко ответил Смайли, глядя на него непонимающими глазами.
– Предать. – Лукас медленно сощурился, чувствуя благотворное действие джина. Он согревал его нутро. – Ты просто предаешь ее. Это всякий раз срабатывает.
Глава 16
На следующее утро Лукасу предстоял очередной урок с Амандой. На этот раз дикция и французский. Пока он пытался усвоить манеры, присущие джентльмену, доктор Кавендиш и Кэролайн обдумывали, когда лучше устроить его дебют. И оба пришли к выводу, что наиболее благоприятная компания для первого выхода Лукаса – это мисс Кинникотт и ее отец.
Ишмаэл Кинникотт – пожилой фермер, ближайший сосед Кэролайн, жил со своей дочерью на небольшой ферме в долине, на краю пустоши. Он не придавал особого значения светским манерам, как, впрочем, и количеству карет, принадлежавших тому или иному владельцу. Его дочь Эмили, двадцатидвухлетняя девушка, отличалась немногословием и приветливостью и умудрялась в каждом человеке видеть прежде всего хорошее.
Кэролайн приказала Генри послать кого-нибудь из близнецов на ферму к Кинникоттам с приглашением пожаловать на пикник в Билберри-коттедж. В этом домике жил управляющий Фаллингейтом мистер Доррис, который часто устраивал вечерние посиделки для рабочих рудников, принадлежащих Кэролайн.
В одиннадцатом часу постояльцы Фаллингейта отправились в Билберри-коттедж. Слуги ехали на повозке, а Кэролайн, Теодор, Аманда и Лукас верхом. Стоял чудесный осенний день, и солнце щедро согревало своими лучами землю.
Кэролайн казалась оживленной, как никогда. Томление, бывшее следствием экстаза прошлой ночи, переполняло ее, и ясный день прибавлял опьяняющей радости. Она надеялась, что никто не заметит следы от поцелуев Лукаса на ее щеках. Если даже кто-то догадается, что она больше не девушка, то она не станет смущаться. Напротив, она испытывала слишком сильное удовлетворение оттого, что наконец стала женщиной в полном смысле этого слова. И по этой причине ей даже не приходило в голову задуматься, почему Лукас избегает ее взгляда. Она полагала, что он считал их ночь любви чем-то само собой разумеющимся, как каждый мужчина на его месте.
Эмили и ее отец как раз входили во двор, когда прибыли гости из Фаллингейта. На Эмили были выгоревшее ситцевое платье и изящная белая шляпка. Ее отец, одетый по-рабочему, более неряшливо, чем обычно, выглядел постаревшим.
– Мисс Кинникотт! – окликнула Кэролайн и повернулась к Лукасу. – Не волнуйтесь, Лукас. Вы наверняка понравитесь Эмили.
Он отпустил поводья Гермеса с таким видом, словно ездил верхом всю свою жизнь, и лошадь, похрапывая, остановилась у деревянной изгороди, ограждающей длинный двор.
– Стоять, приятель, – приказал Лукас, похлопывая мерина по лоснящемуся боку.
– По-моему, вы уже приручили Гермеса, – сказала Кэролайн, сопровождая слова лучистой улыбкой. – Вы
