прежнего владельца. Я, как познающий Восьмеричный путь, с интересом наблюдал трансформацию. Новая личность унаследовала старое тело и груду совершенно незнакомых ей воспоминаний, в которых еще предстояло разобраться. Более слабый духом не перенес бы нервного срыва, но этот человек казался только до крайности растерянным. Он слабым кивком пригласил меня сесть рядом.
— Добро пожаловать, дружок. — Это было сказано по-тайски. Я остолбенел: это был голос Пичая. Человек улыбнулся и продолжил по-английски: — Все в порядке. Просто я все еще в сумеречной зоне. Твой товарищ тебя приветствует. Он очень талантливый. Здорово, правда? — Внезапно у него из глаз хлынули слезы. — Здесь лежит самонадеянный глупец, попытавшийся трахнуть Восток. Детектив, ты знаешь, кто это сказал?
— Нет.
— Киплинг, поэт другой англосаксонской империи. Господи, избавь нас от слепоты, — продолжал он, плача. — Помилуй нас. — Он взял меня за руку. — Взгляни на мою жизнь. — Резкий взмах ладони.
Я только сейчас обратил внимание на расставленные в комнате сокровища. Здесь были всадник на коне на гипсовом цоколе и другие бесценные предметы из коллекции Уоррена, включая вывезенные из Запретного города нефритовые украшения. Я лишний раз убедился, что нефрит, куда бы его ни поместили, лучится как никакой другой камень. Уоррен — если его можно по-прежнему так называть — надавил правой рукой на выключатель, загудел электрический мотор. Шторы с торжественной медлительностью раздвинулись и открыли потрясающий вид на сад, где пышно цвели гибискусы, бугенвиллеи, рододендроны и раскинули воздушные корни удивительные деревья бодхи, где возле чаши для цветов стояла деревянная скамья, а клумбы так и взрывались яркими красками.
— Видишь?
Я подпрыгнул, потому что, воспользовавшись телом Уоррена, снова заговорил Пичай.
— Вот его душа: там, по другую сторону стекла. Внутри только камень. Таков твой фаранг.
— Он отсек мой член. Поэтому я совершила с ним то же самое, — теперь сквозь зубы шипела Фатима.
Кровь похолодела у меня в жилах, по спине прошел озноб, но человек на кровати не находил ничего странного в присутствии других гостей.
— Знаешь, что в самую последнюю очередь узнает вознамерившийся обмануть Восток фаранг? — спросил он голосом Уоррена. — Что сам с первой минуты обманулся. С самого начала. Вся штука в том, чтобы объявить об этом, когда уже слишком поздно. — Он схватил меня за руку. — У вас больше терпения, больше истории, больше хитрости, больше магии. Солнце восходит за двенадцать часов до того, как появится у нас. Как мы могли рассчитывать взять над вами верх?
— Он хотел обрабатывать людей, как драгоценные камни, — бросила Фатима. — Посмотрим, кто теперь купит его самого.
— Имей сострадание, — призвал ее Пичай.
— К черту! — обозлилась Фатима.
— Стоит слишком погрузиться в Запад — и можно превратиться в камень, — объяснил Уоррен. — Все очень просто. Рано или поздно начинаешь тем или иным способом торговать людьми. А если продаешь людей, почему бы их не изменять? Ах, эта демоническая красота человеческого тела! Кто устоит перед соблазном шлифовать ее, подобно нефриту, если обладаешь для этого властью? Переступишь черту, даже не заметив. Америка — континент смерти. Это было известно на протяжении тысяч лет. Я был всем в великой космической лотерее: женщиной, мужчиной, вором, принцем и рабом и слишком долго оставался на земле. Тело — всего лишь материя, но она разлагает дух. Думаешь, я один такой? Нет, детектив, дьявола нелегко побороть. Соблазн невероятно велик. Я хотел создать совершенную форму и раствориться в ней, но формы успевали растворяться намного раньше. Такова правда, принимай или нет. — Он быстро покосился на меня, но чьи это были глаза в этот раз? — Воплощать дизайнерскую идею в бросовом людском материале. Ты считаешь, Америка способна устоять перед этим, когда расстанется с периодом детства и достигнет отрочества?
Когда открылась дверь и в комнату вошел Суричай, я бросил на него беспомощный взгляд. Он понимающе кивнул:
— Говорит голосом Фатимы? Безумие? Вероятно. Не берусь объяснить это явление — во всяком случае, понятиями западной науки. Но уверен, что у медитирующего человека на этот счет имеются собственные суждения. Он говорит еще одним голосом, на народном тайском — причем лучше, чем знал язык сам. Кто это?
— Мой покойный брат, — прошептал я.
Врач пожал плечами:
— Фаранги бы не поняли, но для нас в этом нет ничего невероятного. А теперь оставьте его. Я вам уже сказал, что он очень слаб. Если хотите, приходите завтра.
Когда мы покидали комнату, у Уоррена из глаз катились слезы. В коридоре я задержался.
— Следующий шаг будет, или вы оставите его в таком виде?
— Вы подразумеваете восстановление? Все зависит от Фатимы. — В ответ на мой удивленный взгляд Суричай продолжал: — Таковы условия сделки. М-м-м… Отсеченные части хранятся в ее пентхаусе в надлежащих условиях. — Врач посмотрел на часы. — У нее осталось примерно шесть часов, чтобы принять решение. До сего времени она была категорически против. А без материала я ничего не смогу поделать. Полагаю, вы лучше знакомы с Фатимой, чем я. Может быть, ее посетит буддистское сострадание. У вас есть на нее влияние?
Глава 52
И вот я жду самолет в Международном аэропорту Бангкока в своей лучшей цвета хаки рубашке без рукавов, черных брюках и отвратительных черных ботинках со шнурками.
Рейс «Тайских авиалиний» из Сан-Франциско через Токио и Гонконг задерживался на час. Но теперь, судя по информации на мониторах, самолет приземлился. Через двадцать минут я вижу Кимберли в зоне прибытия. На ней бежевый деловой брючный костюм, светлые волосы коротко подстрижены, хотя и не под ежик. В левом ухе три серьги, а в другом — только одна. Розовая помада. Здороваясь, она прижимается щекой к моей щеке, и я вдыхаю знакомый запах. Все равно что прочитал слово «мама».
— «Ван Клиф и Арпель», — улыбаюсь я.
— Угадал.
Не знаю, как поступить: помочь ли ей толкать нагруженную красными самсонитовыми[43] чемоданами тележку? Тайка до смерти бы обиделась, если бы мужчина не пришел к ней на помощь. А как поведет себя американка? Может быть, наоборот, рассердится, если я помогу. В итоге я предоставил ей самой катить тележку до стоянки такси. На заднем сиденье машины Кимберли спросила:
— Удивлен?
— Что купила акции компании матери? Поначалу да. Но когда узнал, что ты переписываешься с ней по электронной почте, все встало на свои места. Ты в отпуске?
— Неоплачиваемом. — Быстрый взгляд в мою сторону, и она отвернулась. — Этот город притягивает не только белых мужчин. Видимо, это не зависит от пола.
— А от чего, как считаешь? — спрашиваю я.
— Не знаю. В итоге, видимо, от того, что он действительно населен людьми. — Пауза. — Ничего нового о Фатиме?
Прежде чем ответить, я на секунду закрыл лицо руками.
— Ничего. Канула сразу после… после того, как приняла решение. — Слегка преувеличенно печальным тоном, чтобы не испортить вечерний сюрприз, я дал ей понять, что исчезновение бесповоротное.
— Как ты считаешь, был смысл в том, что она тебе сказала в тот раз? Что она твоя тень, твоя темная
