Сталина, тоже когнитивный диссонанс. Лица наших спецназовцев были бесстрастны, Михаил Игнатьевич, напротив, сияя как медный таз, наслаждался классической итальянской 'комедией положений'.
Чтобы разрядить обстановку, я решил наконец-то первым начать разговор с Кобой, чтобы он не дичился, и почувствовал исходящее от нас доброжелательство и желание сотрудничать.
- Иосиф Виссарионович, - сказал я, передавая ему лаваш, - а ведь мы могли встретиться с вами, когда ехали в Петербург из Порт-Артура, Вы опередили нас на чуть-чуть, всего на какие-то две недели. Не могли чуть подождать со своим побегом, сразу бы вместе поехали в Питер.
- А вы, Николай Арсеньевич, приехали прямо с фронта? - с удивлением спросил меня Сталин, - вы там воевали, или... - он замялся, - были по жандармским делам?
- Жандарм у нас здесь только один - Михаил Игнатьевич, - я кивнул в сторону ротмистра Познанского, - а мы с майором Османовым проходим совсем по другому ведомству, к Корпусу жандармов отношения не имеющему. Мы к вам с товарищами, проездом через Питер, прямо из самого Чемульпо.
- Я сразу понял, что вы не из жандармов, - ответил Сталин, - да и говор у вас какой-то... Не русский, скажем так...
- Так я и есть не русский, я осетин. А Мехмед Ибрагимович, так тот вообще турок. Сержант Курбатов - из Боровичей, отец русский, мама из тамошних карел. Рядовой Палицын - мордвин. Михаил Игнатьевич... - обратился я к Познанскому.
- Я из дворян Полтавской губернии, но род наш - из Ржечи Посполитой, так что у меня и польской, и литовской и, говорят, татарской крови хватает - с легким поклоном включился в разговор ротмистр.
- Вот видите, продолжил я, - нас тут, как сказано в Писании, каждой твари по паре, а точнее, по одной штуке, что, вообще-то не мешает нам верно служить нашей общей Родине - России..
- Господа, я не хотел вам обидеть, - извинился Коба, - в данном случае я имел в виду лишь то, что ваш русский язык какой-то необычный, не такой, на каком обычно говорят в Российской империи.
- Ах, вы об этом... - я на мгновение задумался, - Сосо, можно вас так называть, ведь мы же с вами почти ровесники? А вы можете звать меня Нико. Договорились?
Товарищ Коба кивнул, и я продолжил, - Сосо, вы знаете, ведь мы действительно не подданные Российской империи, но Россия для нас была и есть родная земля... Вот такой вот парадокс и загадка... Но, что тут к чему, мы расскажем вам позже, договорились?
На этот раз настало время задуматься будущему товарищу Сталину. Он какое-то время помолчал, а потом сказал, - Господа, если вы не хотите мне рассказать о том, откуда вы к нам приехали, и кто вы, то я не буду настаивать. Но наверняка откуда-то издалека. Из Америки там, или из Австралии... У вас не только говор нездешний, но поведение и поступки.
- Отлично, Сосо! - я откинулся назад и побарабанил пальцами по столу,
- Вы правы. Мы действительно попали к вам издалека. Именно попали, а не приехали, пришли, приплыли, или прилетели. - Не понимаете? Нет, мы расскажем вам об этом во всех деталях, но не сейчас, а чуть позже. А пока, Сосо, разрешите прочесть вам одно стихотворение, написанное одним юным грузином. Правда, прочту я его не по-грузински, а в русском переводе, вы уж меня извините.
И я начал читать:
Едва я прочитал первые строки этого стихотворения, как товарищ Коба побледнел так, что стали заметны даже оспинки на его небритом лице. А к концу чтения он был готов хлопнуться в обморок.
- Цминдао гмерто! (Святый Боже!) - воскликнул Коба, - откуда вы знаете эти стихи! Господа, да кто вы! - похоже, товарищ Сталин был испуган не на шутку. Еще бы, непонятны люди в странной военной форме, прибывшие Бог весть из какой дали, которые знают его стихи, написанные еще лет десять назад, в шестнадцатилетнем возрасте. И опубликованы они были лишь один раз под псевдонимом Сосело в малотиражной грузинской газете 'Квали'.
- Товарищ Сосо, что с вами? - спросил слегка перепуганный Мехмед Ибрагимович, - Николай Арсеньевич просто хотел напомнить вам о тех временах, когда вы, тогда еще учащийся Тифлисской духовной семинарии, мечтали о справедливости для всех людей, и писали замечательные стихи. Нате вот, выпейте немного хванчкары, может вам станет полегче...
И Османов протянул стакан с вином еще не пришедшему в себя будущему товарищу Сталину. Сосо схватил стакан, и залпом выпил вино. Лицо его быстро приняло обычный цвет, и он, переведя дух кивнул. Универсальный адаптоген - алкоголь сделал свое дело.
- Господа или товарищи, - махнул рукой Коба, - я вам очень благодарен, за то, что вы напомнили мне о моих юных поэтических опытах. Но, ОТКУДА вы о них знаете?! Чем больше я нахожусь рядом с вами, тем больше я чувствую исходящую от вас Великую Тайну. Страшную Тайну. Может быть вы ангелы - посланцы Господа нашего... Или же вы явились из Преисподней?
- Сосо, сын Бесо, - сказал я со вздохом, - вы и правы и неправы... Господь, конечно, приложил свою руку к нашему появлению в этом мире, дав на дорогу отеческое напутствие - жить честно и поступать по совести. А что касается ангельского чина, то на ангелов мы похожи довольно мало. А вот мир, из которого мы пришли - он все больше и больше становился похожим на самую настоящую Преисподнюю. А пришли мы из более далеких мест, чем даже Америка или Австралия, да и сам Господь вряд ли сумеет сделать будущее прошлым, и наоборот. Возможно, что все рассказанное нами покажется вам сказкой, фантазией, мечтой... Но только все это самая, что ни на есть правда. Итак, слушайте. Сто девять лет тому вперед...
Сознание медленно выплывало из тумана. Первое что я ощутил когда очнулся, это была невероятная тяжесть, лежащая на груди, будто огромная чугунная плита. Хотелось столкнуть ее, но не было сил. Каждый вздох давался с трудом. Потом в оглушающей ватной тишине прорезались невнятные звуки. Я прислушался. Прямо над моим ухом, что-то тикало и попискивало.
Так я и лежал, то частично приходя в себя, то проваливаясь в забытье. Думать совершенно не хотелось. Потом, во время очередного возвращения сознания, мне все-таки удалось разлепить слипшиеся веки. Первое что я увидел, это был белый потолок над моей головой, и льющийся с него неземной белый свет. Чуть опустив взгляд, я увидел что возле моей постели завернувшись в белый халат, накинутый поверх черного адмиральского мундира, сидит Сандро, собственной персоной.
И тут я вспомнил все. Корабль-ловушка, шлюпки, какие-то люди с оружием в руках , лезущие на борт 'Сметливого'. Крейсер под британским флагом, выстрел, взрыв, боль и темнота. Я еще подумал:
