другой были крупными мужчинами, каджунами, скорее всего, как и я, хотя при виде сильных, мускулистых тел в идеально сидящей голубой форме, отполированных ремней с кобурой, блестящих патронов и прикладов создавалось впечатление, что они специально забрались в такую глушь Миссисипи, чтобы дать волю своей деревенской жестокости.
Ни в руках, ни в карманах у них не было книжки со штрафными талонами.
— Сирена означает, что надо остановиться. А не просто сбросить скорость, лейтенант, — сказал водитель, улыбнувшись, и снял очки. Он оказался старше своего напарника. — Пожалуйста, выйдите из машины.
Я открыл дверь и ступил на асфальт. Они молча наблюдали за мной.
— Положим, я повелся на это. Но за что остановили-то? — поинтересовался я.
— Превышение скорости. Шестьдесят — на участке, где разрешено пятьдесят пять, — ответил второй. Он жевал жвачку, и глаза без тени смеха внимательно смотрели на меня.
— Да я никогда больше пятидесяти не выжимаю, — возразил я.
— Значит, постепенно разогнались, — сказал тот, что постарше. — В такое прекрасное утро вы смотрели по сторонам, может, разглядывали деревья, воду, может, думали о всякой ерунде и, прежде чем сообразили, стали клевать носом, да и ноги отяжелели.
— Надеюсь, мы не будем тут упражняться в профессиональной вежливости? — спросил я.
— Нашему прокурору не по вкусу, что мы все время закрываем глаза на такие вещи, — сказал старший.
— Ну так выпишите мне штраф, и я сам поговорю с прокурором об этом.
— Многие с окраин нашего района так до суда и не доходят, — ответил старший полицейский. — И от этого он свирепеет сильнее, чем если бы у него сидел шершень в носу. Поэтому мы их сами отвозим в суд.
— Послушайте, а вы сегодня одеты не по форме, — брякнул я.
— Как это? — удивился второй полицейский.
— Вы забыли прицепить таблички со своими именами. Почему, спрашивается?
— Забудьте про эти дурацкие таблички. Поедете с нами к зданию суда, — сказал молодой. Он прекратил жевать жвачку и крепко сжал челюсти.
— Да у вас все равно шина спущена, лейтенант, — добавил пожилой. — Может, и по нашей вине, вот и садитесь с нами, а я вызову буксир по рации, и он вам ее заменит.
— Вы меня за дурака держите? — сказал я. — Вы же не арестуете детектива из Нового Орлеана.
— Наша территория — наши правила, лейтенант.
— Да пошел ты, — бросил я.
Они замолкли. Солнце сверкало и переливалось на гладкой поверхности воды позади них. От яркого света я с трудом удерживался, чтобы не сморгнуть. Я слышал их дыхание, видел, как они переглядывались в нерешительности, чувствовал чуть ли не запах пота, исходивший от них.
Молодой двинул ботинком по гравию и дернул ремешок на кобуре, где лежал хромированный «маг-нум- 357». Я выхватил свой штатный револьвер из кобуры на кнопках и, присев на корточки, сжал его двумя руками, целясь в их физиономии.
— Большая ошибка, ребята! На колени, руки на голову! — выкрикнул я.
— Слушайте... — начал старший.
— Выполнять не раздумывая! Я выиграл, а вы облажались!
От волнения у меня перехватило дыхание. Они переглянулись, сплели пальцы над головой и опустились на колени перед своей машиной. Я зашел сзади, вытащил у них тяжелые револьверы из кобуры и выбросил в озеро.
— А теперь доставайте наручники и цепляйте себя к бамперу, — сказал я.
— Превышаешь полномочия, — заметил старший. Загорелая шея у него вся была в капельках пота.
— Не думаю, — сказал я. — Вы, ребята, хотели показаться крутыми ковбоями и угодили носом в дерьмо. Думали засадить меня в кутузку на денек-другой или, может, крепко поколотить, пока бы я ехал на заднем сиденье?
Они не ответили. С красными злыми лицами стояли на коленях, морщась от боли, потому что камешки впивались им в ноги.
— Ну-ка живо перекидывайте браслетики через бампер и пристегивайте ваши ручки, — продолжал я. — Вы мне не ответили, что довольно странно, если учесть, что собирались меня в тюрьму отправить. Или, может, отбивную бы из меня сделали в машине по дороге в тюрьму?
— Пошел в задницу, — огрызнулся молодой полицейский.
— Слушайте, вы что, охренели? Думали, прихлопнете новоорлеанского копа и выйдете сухими из воды?
— Еще посмотрим, кто выйдет сухим, — произнес старший.
Он вынужден был развернуться, стоя на коленях и разговаривая со мной. Солнце светило прямо ему в глаза.
— Шериф позволяет вам выгребать из-под него дерьмо, так, кажется? — сказал я. — Ну и вшивая работенка. Вам следовало бы потребовать прибавки к зарплате — пусть он немного раскошелится на вас. А то вы, наверное, собираете тут всякую мелочь на дороге, а потом развлекаетесь в местном заведении, пока шериф разъезжает на кадиллаке и занимается своими скакунами.
— Да ты придурочный ублюдок, а не коп из отдела убийств, — процедил старший. — Воображаешь, что ты такая важная шишка, что тебя аж прихлопнуть решили? Да ты просто волосок в чужом носу!
— Боюсь, парни, что карьера ваша на этом окончена.
— Сначала подумай, как сам отсюда выберешься, — ответил молодой.
— Ты про проколотые шины? Да, проблемка, — задумчиво проговорил я. — А что, если я поведу вашу машину, а вы в наручниках за бампером потащитесь?
Впервые на их лицах проступил неподдельный страх.
— Расслабьтесь. У нас в Новом Орлеане другие правила. Мы не трогаем умственно отсталых, — успокоил их я.
В отдалении я заметил приближавшуюся темно-красную машину. Полицейские услышали шум мотора и с надеждой переглянулись.
— Простите, но это не за вами, — сказал я, опускаясь перед ними на корточки. — А теперь, клоуны, слушайте внимательно. Я не знаю, сколько времени вам будет угодно все это продолжать, но если вы на самом деле хотите выбраться отсюда, запомните одно: у меня больше денег, чем у вас, больше людей, мозгов, больше всего, что можно сосчитать. Поэтому, дайте подумать... пока что я пошлю кого-нибудь забрать мою машину, и потому лучше бы вам здесь остаться. А еще передайте своему герою, на которого вы работаете, что наш разговор затянулся. Он поймет, что я имел в виду.
Я остановил коричневую машину, помахав своим значком, и сел в нее прежде, чем женщина за рулем, блондинка лет под тридцать с развевающимися волосами и большими глазами, успела что-либо сказать или заметить двух прикованных полицейских. Из ее магнитофона неслись громкие звуки Первого концерта Чайковского, на заднем сиденье в невообразимом беспорядке были разбросаны бумаги, блокноты, официальные бланки.
— Я полицейский из Нового Орлеана. Мне необходимо, чтобы вы подбросили меня до ближайшего городка, — сообщил я, стараясь перекричать музыку.
Ее круглые, как у куклы, синие глаза смотрели на меня с изумлением и страхом. Она медленно начала набирать скорость, скользнув взглядом по полицейским в наручниках, но в следующую секунду уставилась на них в зеркало заднего вида.
— Эти мужчины прикованы к бамперу машины? — спросила она.
— Да. Это плохие ребята, — прокричал я. — Можно, я уменьшу звук?
— Простите, но я вынуждена так поступить. Можете стрелять, если хотите.
С этими словами она ударила по тормозам, резко дала задний ход и тронулась с места с такой скоростью, что покрышки взвизгнули, а из выхлопной трубы вылетело облако черного дыма. Я ударился головой о ветровое стекло и тут увидел, как мы быстро приближаемся к моему старому «шевроле».
— Осторожней! — закричал я.
