законченностью и совершенством. Поклонницы вновь толпились вокруг него. Он вновь обрел былое красноречие.
Где-то сбоку маячил владелец галереи, тщетно пытаясь выглядеть спокойным. Он и не мог ничего сделать. Не мог позволить себе оскорбить самого Фрэнклина Марша. Зато Фрэнклин Марш мог оскорбить любого – по собственному выбору.
– Каталог гласит, – это была его заключительная фраза, – что художник испытывает глубокое чувство незащищенности в этом бесчеловечном мире. Глядя на картины, я могу лишь сказать, что у автора есть основания чувствовать себя незащищенным – он просто не умеет писать картины!
Речь удалась. И вечер удался. Фрэнклин успел забыть о недавних горестях. Они померкли а сиянии его успеха. Все снова было хорошо. Вот и теперь он уезжал за город, чтобы провести несколько дней в обществе торговца, желающего проконсультироваться у Марша перед открытием выставки нескольких молодых и многообещающих художников. Все возвращалось на круги своя. И даже более того – теперь он заставит их хорошенько подумать, прежде чем выставлять всякий хлам. Фрэнклин Марш стал таким влиятельным, что теперь все они вынуждены спрашивать у него даже не совета, а разрешения.
Фрэнклин быстро ехал по дороге, ведущей из Лондона. В конце пути его ждал бокал хорошего вина и гостеприимство человека, который осознают, что без одобрения Фрэнклина Марша уже никто не добьется успеха в обманчивом мире изобразительного искусства.
Автомобиль свернул на боковую магистраль. Фары выхватили из темноты красно-белый указатель: «Осторожно. Ведутся дорожные работы».
Фрэнклин даже не позаботился сбавить скорость. Дорога была пустынной, а он считал себя опытным водителем.
Дождя не было, но на ветровом стекле внезапно появилось бесформенное влажное пятно. Вероятно, пучок мокрых листьев, которые ветер швырнул на стекло, или сбитая на лету неосторожная птица.
Но это были не листья и не птица, а обугленная и пропитанная водой правая рука Лэндора.
Фрэнклин закричал. Рука поползла по стеклу. Внезапно он ощутил, что машина накренилась, и попытался выправить ее. Но тщетно. Колеса скользили, теряя опору. Окружающий мир качнулся перед глазами. А Фрэнклин отчаянно махал рукой, безнадежно пытаясь сбросить черную влажную тварь с ветрового стекла.
А потом почувствовал, что падает. Машина переворачивалась – долго, очень долго, – и когда он наконец ощутил удар, то провалился в непроглядную тьму, наполненную болью.
Прошло много времени – он не знал сколько. Он слышал собственный голос, непристойно визгливый, и еще чужие голоса, и настойчивый звонок, который все приближался и приближался – до тех пор, пока Фрэнклин не понял, что это сирена «скорой помощи». Жгучая боль заставила его окончательно очнуться. Она волной прошла по телу и опять вернулась в голову, застилая глаза черной пеленой.
Заботливые руки осторожно подняли его. Он чувствовал, что вокруг люди, но все еще ничего не видел.
– Состояние опасное? – Тихий голос раздался где-то совсем рядом.
– Будет жить. – Уверенный тон отвечавшего свидетельствовал, что тому приходилось видеть и не такое, – обычный тон врача «скорой помощи».
Фрэнклина снова подняли и понесли. Каждое движение причиняло ему боль. Невыносимую боль.
– Но он останется слепым до конца жизни – бедный малый! – вновь прозвучало над ухом.
И опять уверенный, бойкий голос заметил:
– Могло быть хуже. Парню повезло: в наши дни слепой не останется без работы.
Пронзительный вопль, заглушивший все остальные звуки, – бессловесный и жуткий, – принадлежал Фрэнклину Марту. Он длился и длился, и не умолкал, и так без конца, без конца…
Глава 9
– Слепой? – растерянно шептал Фрэнклин Марш. – Слепой?
Не замечая ничего вокруг, он смотрел на доктора Шрека – но как будто сквозь него.
Потом, внезапно очнувшись, Марш потряс головой и сердито посмотрел на окружающих. Боб Кэрролл облегченно вздохнул: пугающее выражение покинуло лицо Марша. Боб помнил, когда в последний раз видел нечто подобное – в клинике, во время врачебной практики. Такое отсутствующее выражение на лице человека означало, что он не должен свободно разгуливать по улицам среди обычных, нормальных людей.
– Очень милая история. – Марш облизнул пересохшие губы и насмешливо фыркнул – впрочем, у него получилось не очень убедительно. Когда он попытался развернуть свою газету, руки у него дрожали.
– Это еще не ВСЯ история, – произнес Шрек.
Марш замер. Доктор медленно перевернул следующую карту. Безжалостный Жнец!
– Итак, то же самое, – сказал Джим Даусон. – Для всех нас.
Боб удивленно переводил взгляд с одного на другого.
– Что вы имеете в виду?
– Всякий раз, когда у карт спрашивали, можно ли избежать предсказанного будущего, ответ был один и тот же – смерть!
– Скверное слово, – пробормотал Бифф Бейли. Бойкости у него явно поубавилось.
«В этих английских поездах всегда полно странных типов», – подумал Боб Кэрролл. В Европе вообще хватает чудаков, но его всегда уверяли, что англичане гораздо сдержанней. Что в поездах никто даже не разговаривает друг с другом. И вот – пожалуйста!
