— Тогда позвони ей и спроси, можно ли к ней сейчас зайти.
— Позвонить-то я ей могу, но чего ты, собственно, от нее хочешь? — нерешительно спросила Илона.
— Ведь она до сих пор встречается с инженером? — спросил Кальман, уклоняясь от ответа.
— Да, насколько мне известно, Даницкий заходит иногда к ней в кафе.
— Одевайся, — сказал Кальман чуть ли не тоном приказа. Дождавшись, пока Илона оделась, он попросил: — Позвони все же Чоме и узнай, можешь ли ты к ней сейчас приехать.
— Конечно, дорогая, приезжай, — ответила Шари Чома. — Я сегодня дома, — и она назвала свой адрес.
Каково было ее удивление, когда Илона вошла не одна, а с неизвестным мужчиной. Илона представила Кальмана как своего старого друга Белу Цибора. Шари была несколько смущена. В ее черных глазах промелькнула тень беспокойства.
Кальман заметил это и поспешил ее успокоить.
— Не волнуйтесь, сударыня, я пришел к вам как ваш доброжелатель. К сожалению, я вынужден вас побеспокоить, потому что дело у меня неотложное.
— Какое еще дело? — удивленно протянула Шари и перевела вопросительный взгляд с Кальмана на Илону.
Илона тотчас же нашлась:
— О господи, я совсем забыла тебе сказать, что мой друг Бела работает в министерстве внутренних дел. Но ты не пугайся, дорогая, за тебя я перед ним поручилась.
Несмотря на все заверения подруги, Шари побледнела и чуть не лишилась чувств. Илона налила стакан воды, протянула Шари и одновременно стала успокаивать ее, что, мол, Бела Цибор человек порядочный, добрый, его не нужно бояться, что ее, Шари, прошлое вовсе не интересует МВД.
— Сударыня, — пояснил Кальман, — мы получили анонимное письмо. Должен вам сказать, что я ненавижу анонимки, но, к сожалению, и анонимное письмо есть документ, который получает свой номер, и им тоже приходится заниматься.
— О господи!
— В письме сказано, что вы, сударыня, в сорок четвертом году были виновницей провала подпольной группы коммунистов. Анонимщик утверждает, будто бы вы доверительно сообщили имя одного из руководителей этой группы вашему возлюбленному, инженеру Даницкому.
— Неправда! Клянусь жизнью своей матери, что это неправда! Спросите хоть самого Рихарда!
— Вот это-то как раз я и хочу сделать, — великодушно заметил Кальман. — Вы, сударыня, думаю, сами знаете, каковы люди! — Кальман заставил себя улыбнуться. — Но ваш ангел-хранитель Илона уговорила меня навестить вас на дому. Я последовал ее совету и приехал сюда, чтобы избавить вас от излишних волнений.
Шари с благодарностью посмотрела на Илону.
— Спасибо тебе, дорогая!
Кальман же бросил взгляд на часы и сказал:
— Сударыня, позвоните сейчас Даницкому и попросите его немедленно приехать сюда. За полчаса мы покончим с этим делом. Себя, по возможности, по телефону не называйте, о том, зачем он нужен, тоже ни слова.
Полчаса спустя приехал инженер. Как и предполагал Кальман, слежка за Даницким велась не «по пятам», и потому наблюдатели не могли установить, в какую из квартир четырехэтажного дома он вошел. Улица была малолюдная, и разведчики Чете, боясь быть замеченными, вели наблюдение издали. Инженер не мог понять, зачем он понадобился Шари так срочно. Увидев Кальмана и Илону, он удивился, но гости не особенно заинтересовали его. Он не раз уже заставал у Шари какое-нибудь общество. А Кальман изучающе посмотрел на Даницкого. Но он так и не смог признать в нем своего бывшего «однокамерника» — возможно, потому, что характерный шрам на верхней губе инженера был теперь скрыт густыми усами. Кальману надо было торопиться, и он сразу же, как только их представили друг другу, перешел к делу.
— Пойдите, поболтайте в другой комнате, — обратился он к женщинам.
Шари, схватив инженера за руку, чуть ли не умоляюще воскликнула:
— Рихард, дорогой, расскажи ему все откровенно!
Даницкий удивленно посмотрел на нее, не понимая, о чем он должен говорить «откровенно». Удивил его и гость Шари. Странно, впервые видит его и уже хочет говорить с ним с глазу на глаз! Надо на всякий случай быть начеку, подумал он.
После того как женщины удалились, Кальман властным жестом предложил гостю сесть, а сам закурил.
— Это я вам звонил, Даницкий, — сразу же переходя к делу, сказал он. — К сожалению, кое-что помешало мне прибыть на условленное место.
— Какое еще место? — подозрительно переспросил инженер.
— Проспект Аллея, семнадцать, — уточнил Кальман. — Не буду повторять весь наш телефонный разговор, напомню только: 402—913… Но думаю, что и вам лучше не ходить туда.
— А что случилось? — спросил испуганный инженер. Из того, что он услышал от Кальмана, ему стало ясно, что перед ним человек Рельната.
— Напали на мой след. Хорошо еще, что мне удалось уйти.
— Значит, я в опасности? — Даницкий вскочил со стула и уставился на незнакомца.
— Не надо нервничать! Сядьте, — успокоил его Кальман.
Инженер с опаской огляделся.
— Сударь, — почти умоляюще начал он, — прошу вас, оставьте меня в покое. Я уже больше не могу — нервы… Это просто ужасно, я сойду с ума. Ну почему вы решили исковеркать мне жизнь? Ведь вы же обещали еще в прошлом году оставить меня в покое!
Кальман безучастно посмотрел на инженера. Ему ни чуточку не было жаль его.
— Мы знаем, Даницкий, что нервы у вас сдали, — сказал он. — Для того я и прибыл сюда. Забираю дела от вас в свои руки. — Не зная конкретного задания, полученного инженером, он умышленно подбирал расплывчатые выражения.
— В том числе и радиоаппаратуру? — с надеждой подхватил Даницкий.
— Нет, пока еще нет. Но можете упаковать ее и спрятать подальше. Как только представится возможность, я заберу у вас и радиопередатчик. А пока введите меня в курс связей.
Даницкий облегченно вздохнул, словно сбросив с плеч непосильную ношу.
— У меня их две, — сказал он. — Доктор и Балаж Пете.
— Пете в безопасности?
— Мне кажется — да.
— А Доктора где я найду?
Даницкий, словно школяр, хорошо вызубривший урок, отбарабанил:
— Доктор Чаба Сендре, улица Аттилы, семьдесят четыре. Пароль: «Меня прислал профессор Добош га рентгеновскими снимками». Отзыв: «Я получу их только вечером в семь часов». — «Сколько на ваших часах, господин доктор?» На этот вопрос Доктор должен назвать точное время, а вы — сверить его со своими и сказать: «Не знаю, что произошло с моими часами: отстают за сутки на пять минут». Это все.
Кальман записал сообщение Даницкого, затем сказал:
— Все в порядке, Даницкий. И еще один вопрос. Скажите, вы не помните некоего Пала Шубу?
Даницкий посмотрел в потолок и несколько раз повторил вслух:
— Шуба… Шуба… Знакомое имя…
— В сорок четвертом по заданию Шликкена вас подсаживали к нему в камеру, — сказал Кальман.
— А-а, теперь припоминаю! — оживился Даницкий. — Точно. Шуба. Молодой человек. Тогда ему было лет двадцать пять. Я должен был разыграть перед ним арестованного коммуниста.
У Кальмана от волнения даже в животе закололо. Он сел, закурил и сделал несколько частых затяжек.
— Дело в том, Даницкий, — начал Кальман, — что Пал Шуба — ныне армейский офицер в высоком ранге, мне предстоит его вербовать. Для этого, разумеется, мне нужно знать о нем все!
