— Профессор Эккер великодушно предложил вам временно пожить у него. Вы согласны?
— Как хотите.
— Этот вопрос вы должны решить сами.
— Мне все равно.
Мужчина, не подавая вида, злился. «Что за бредовая идея пришла в голову Гейдриху? Ведь эта девица тронулась... Что он от нее хочет? А, черт с ним, это уже его дело!»
— Послушайте меня, мадемуазель, вам следует подписать вот это заявление. — Он взял со стола листок: — Здесь написано, что вы будете молчать о том, что с вами здесь происходило, включая и то, где вы находились, с кем встречались, кто вас допрашивал, о чем вы говорили и тому подобное. Вы меня поняли?
— Поняла. — Эрика подошла к столу и оперлась о столешницу, так как у нее закружилась голова. Машинально она подписала бумагу и вернулась на свое место.
— Вам следует еще кое-что сделать, — проговорил незнакомец, опираясь руками о стол. — Соответствующие инстанции решили, что вам, мадемуазель, после освобождения необходимо будет доказать свою верность нашему строю. На практике это означает, что вы обязаны будете заявлять властям обо всех лицах или поступках, направленных против интересов империи. Понятно?
— Понятно.
— Похвально. Это означает, что вы должны будете доносить и о профессоре Эккере, все доносить. Кто его навещает, когда, где состоялась встреча, о чем на ней говорили и тому подобное. Представитель соответствующих инстанций сегодня же поставит вам более подробную задачу.
— Как вам угодно.
— Тогда подпишите это заявление. — Незнакомец подвинул ей новый листок: — Здесь написано, что вы, Эрика Зоммер, желаете искупить свою вину перед империей и немецким народом, а потому, как и подобает истинной патриотке, будете оказывать всяческую помощь службе государственной безопасности в ее борьбе с внутренними и внешними врагами. Вам ясно, мадемуазель?
— Да, ясно. — Эрика снова подошла к столу и машинально подписала бумагу. Ей было безразлично, что от нее требуют. Если бы ей сказали, чтобы она выпрыгнула из окна, она встала бы на подоконник и выбросилась бы.
Сев на стул и затянувшись сигаретой, она думала только о том, что Пауля нет больше в живых, а без него и для нее нет жизни, нет ничего...
Посмотрев в окно, она увидела, что небо голубое и безоблачное, но сейчас это уже не радовало Эрику. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль.
— Поставьте вот здесь дату, — предложил ей незнакомец. Эрика повиновалась. — Затем напишите: Ораниенбург, вторник, первое сентября тысяча девятьсот тридцать шестого года.
— Вторник, — тихо прошептала девушка, — первое сентября...
Стрелки часов показывали половину десятого вечера, когда, миновав последние домики села, они въехали на мост. Фары автомобиля разрезали темень на части. Дождь по-осеннему нудно бил в ветровое стекло, а дворники, равномерно раскачиваясь из стороны в сторону, очищали стекло от воды. Майор, сидевший за рулем, осторожно вел машину, все его движения свидетельствовали о том, что в этом деле он не был новичком. До сих пор разговаривали мало: оба внимательно следили за дорогой.
— Не проглядели километровый столб? — спросил Бернат.
— Под вечер я осматривал местность, — ответил Шульмайер, обгоняя медленно ползущий грузовик. — После «Одинокого охотника» дорога сворачивает направо, в лес, а метров через четыреста начинается березовая роща, в конце которой стоит километровый столб с цифрой «8». От того места к реке ведет тропинка, куда мы и должны поставить машину: она только-только поместится. Весь берег до самой плотины густо зарос высоким кустарником, так что машину и видно не будет.
— Если я не ошибся, это был третий километровый столб, — заметил Бернат.
— Смотрите, когда появится ресторанчик, за ним пойдет березовая роща.
Майор закурил. Пламя спички осветило его лицо, и Бернату показалось, что тот улыбался. Ему стало не по себе. Возможно, он совершил непоправимую ошибку, что поехал сюда. Но ехать необходимо, раз уж он решился. Что мог сделать Радович один? Кому-то нужно было забрать его от майора. Не стоило только заезжать в это село.
— Я никогда не думал, — с горькой усмешкой сказал майор, — что когда-либо буду пособником коммунистов.
— Я тоже не думал, — сказал Бернат, — о том, что на родине Гейне, Вагнера и Томаса Манна полными хозяевами станут гитлеровцы.
Справа от дороги зачернело здание ресторана «Одинокий охотник», в окнах которого не было ни одного огонька. «Мерседес» бесшумно заскользил дальше.
— Сейчас доедем до лесной дороги, — сказал майор. Посмотрев на часы, он сбросил скорость.
Вскоре они въехали в рощу, увидели километровый столб и не останавливаясь покатили по дорожке, ведущей к реке. Кругом не было ни души. Шульмайер вспомнил, что в интересах безопасности Гейдрих приказал приостановить все перевозки в лагерь, так что вполне возможно, что из самого Ораниенбурга в рейс не вышла ни одна машина. Рени великолепный организатор, все решает просто, детально изучил план организации побега и сам предложил провести инсценированное нападение на легковую машину, в которой будут перевозить Радовича.
Машина осторожно съехала с дороги и метров через десять — пятнадцать остановилась. Майор выключил мотор и освещение, и их сразу же охватила темнота. Кругом стояла тишина, нарушаемая только стуком дождя о крышу машины. Майор на два пальца опустил оконное стекло. «Рени говорил, что ничего не следует усложнять, так как всю эту акцию проведет его адъютант. У километрового столба с цифрой «8» они остановятся. Курт позовет Радовича, заведет его в кустарник и, вынув револьвер, выстрелит в воздух или в землю, а сам как ни в чем не бывало вернется в машину, и все. Шофер решит, что арестованного застрелили. А уж остальное — мое дело», — думал майор.
Часовая стрелка медленно приближалась к цифре «10». Оба вылезли из машины. Бернат поднял воротник плаща и поглубже надвинул на глаза шляпу.
— Господин майор, — заговорил Бернат, — хочу обратить ваше внимание кое на что. Вы сейчас можете думать, что вот-де стоят два человека, которые располагают компрометирующими данными. Вы образованный офицер и знаете, что я и Радович...
— Не продолжайте, — перебил его Шульмайер. — Я знаю, о чем вы думаете. Не скрою, у меня появлялась мысль покончить с вами и тем самым решить эту проблему. Пока вы оба живы, я как бы являюсь вашим заложником. — Оба медленно направились к кустам. — Однако по двум причинам я отказался от этой мысли. Во-первых, я хотя и офицер абвера и немец по национальности, но не являюсь нацистом. Поймите же вы это наконец. Томас Манн тоже немец, а он является моим идеалом. А до того, чтобы ради собственного спокойствия убить двух человек, я еще так низко не пал. Вы меня понимаете, доктор? Возможно, что со временем я и превращусь в зверя, возможно, но я не верю.
Дождь лил им в лицо, ноги у обоих быстро промокли, ветки кустарника хлестали их по щекам.
— Во-вторых, — продолжал майор, — я не склонен недооценивать вас. Человек, решившийся на такую акцию, организовавший ее так, как это сделали вы, не может рисковать собственной жизнью, уповая на одну случайность. Возможно, что вы и не являетесь агентом ни одной секретной службы, возможно, что не поддерживаете никаких связей с коммунистами или им подобными группами, но я абсолютно твердо убежден в том, что вы не один в этих зарослях кустарника. Кажется, мы остановились на нужном месте.
Вдалеке сверкнул свет фар и послышался шум быстро движущейся машины. Бернат посмотрел на светящийся циферблат своих часов. Все шло строго по плану. Они уже видели машину, которая сначала затормозила, а затем остановилась на обочине дороги. Судя по очертаниям, это был «Мерседес», но Берната это не интересовало. Чуть-чуть пригнувшись, он всматривался сквозь кусты в темноту. Дождь нисколько не уменьшался. Вот открылась задняя дверца машины, и из нее вылезли две фигуры. Неподвижно застыв на несколько секунд, они медленно пошли по дороге. Кусты скрыли их от глаз, но шаги и шорох листвы были слышны отчетливо.
— Дальше, — произнес один. — Смелее. Только вперед.
