Это так, но Хайраддин, с которым Осман ощущает неразрывную связь, хотя тот больше не появляется в Алжире, пребывает в состоянии непрерывной войны с одним и переговоров с другим, которому он, однако, не слишком доверяет.
Хайраддин успешно сражается с друзьями и союзниками императора в Превезе, однако выигрывает сражение только потому, что его противники имеют слишком разные корабли. Флот не может выиграть сражение, если одно судно, произведя залп, должно тут же отойти, а другое, например огромный венецианский галеон, может сражаться в полную силу, лишь стоя неподвижно на одном месте и нанося удар за ударом всей своей огневой мощью до полного уничтожения врага.
Кроме того, что у них разные корабли, им еще не просто договориться между собой. Великому Султану тоже знакомо все это. Осман хорошо знает, что существуют разногласия между султанами разных городов, так же как между визирями, пашами, различными частями войск, между чиновниками, наблюдающими за взиманием налогов и дани, судебными тяжбами, снабжением продовольствием, фортификациями. В большом серале тоже царят распри, ненависть, ссоры между евнухами, наложницами, женами. Жить в этом серале все равно что бежать по острым камням, рискуя порезаться всякий раз, как ставишь на них ногу.
«Почему Хайраддин, мой старый и такой мудрый повелитель, отправился охотиться на гнилое болото?»
Этот непочтительный вопрос не дает покоя Осману, когда он растирает сухие листья для настоя, когда следит за тем, хорошо ли подметают на улицах и в переулках, наблюдает за порядком или укрывает специальными колпачками самые нежные побеги, чтобы они не засохли на ветру или на солнце. Но ответ, который приходит ему на ум, оказывается еще более непочтительным, чем вопрос, хотя и содержит долю истины. Вероятно, с годами ослабла любовь Хайраддина к логике и простоте. Он полюбил почести и панегирики, на которые так щедр двор. Он хочет обрести славу на века. Участвовать в великих сражениях, вести которые способна лишь самая могущественная империя.
Уже и теперь Хайраддин знаменит. Моряки всего мира признают, что на море ему нет равных. Что же ему еще нужно?
Осман уверен, что Хайраддину нравится сам процесс поиска, потому что добиваться того, что ты желаешь, интереснее, чем иметь. И эта постоянная готовность к действию, повод для которого может быть самым ничтожным, часто задает ритм на всю жизнь. Хотя жизнь в этом случае можно уподобить щепотке травы, брошенной в котел с уже готовой смесью: когда она закипит, в отвар бросают еще что-то, потом перемешивают, вновь доводят до кипения и, не давая жидкости отстояться и посветлеть, добавляют еще несколько щепоток разных трав, листьев, снова перемешивают, варят и переваривают. Настой считается пригодным к употреблению лишь после того, как превратится в густую кашицу. Многие пытаются и жить так же, а значит, не живут вовсе, думает Осман.
Большинство людей не знает, какое это удовольствие остановиться хотя бы на мгновение, спокойно оглядеться по сторонам и сказать: «Вот это моя жизнь, от и до. Маленький отрезок, но между этими двумя точками я есть часть бытия. То, что случится со мной завтра, покрыто тайной, но в этот короткий миг человек может быть спокоен, потому что он существует». А вместо этого все бегут куда-то, как сумасшедшие, пока их сердце не лопнет, словно воздушный шарик.
Но Осман не считает себя мудрее других. Он тоже вертится как белка в колесе. У него тысяча дел с тех пор, как Амин покинул его и берет уроки у лучших учителей города. Если будет на то воля Аллаха, он станет аптекарем и врачом.
– Возьми кого-нибудь другого, – советует Хасан, – ты не должен так уставать.
Во дворце все его уговаривают, чтобы он взял себе слугу или даже нескольких слуг. Но Осман не хочет чувствовать себя стариком.
Пока Осман все время куда-то бежит, – как, впрочем, бегут и солнце, и звезды, – бегут и годы. Со времени того письма, которое сообщало о несостоявшемся браке Анны с саксонским принцем, прошло еще два года. Прибыли новые письма от маркизы де Комарес, от Жан-Пьера, разъезжающего по всему миру с посольскими миссиями вместе со своими семью собачками, и послания от Хайраддина, плавающего вокруг света на судах, вооруженных мощными пушками. Так же, словно дым, рассеялись и другие претенденты на руку Анны де Браес, но император, вместо того чтобы окончательно рассердиться на нее, рассердился на свою упрямую дочку, не желающую идти замуж за внука Папы. К великой радости Османа, который до сих пор не верил, что у сильных мира сего тоже бывают осечки.
Если бы не пример Хайраддина, – а с годами он становится все больше похож на легкомысленного юнца, вечно воюющего и обремененного новыми женами, причем жены все время рожают ему детей, которых он не любит, а войны пожирают его суда, которые он, напротив, обожает, – словом, если бы не этот старик, с его величественной красотой и энергией жеребца, Осман ограничился бы наблюдениями за своими ровесниками, теми, кто еще остался в живых, чтобы денно и нощно размышлять о бренности тела и разума. Сколько раз, когда наступали особенно жаркие дни и назойливые мухи своим жужжанием нарушали сиесту, Осман растягивался на траве под кустами дягиля или артемезии, скрестив руки на груди и приготовившись к смерти. Он даже явственно видел воображаемых червей, пожирающих его плоть.
Только какую плоть? Осман шарит вокруг, ощупывая себя, и почти ничего не находит. Он такой худой и необыкновенно легкий, что уже ощущает приближение момента, когда сможет летать. Может быть, еще и потому, что не имеет никакого груза на душе. Хасан, оставшийся его единственным хозяином и господином, прекрасно управляет страной, хотя многие говорят, что делает он это неподобающим образом.
«Пусть управляет как умеет, – думает Осман Якуб, освободившись от лицезрения собственной воображаемой смерти и вернувшись к жизни, – почему все царства должны быть похожи друг на друга?»
Хасан призвал в Совет, наделив важными функциями, Ахмеда Фузули и Рума-Заде, и Осман доволен, что мальчики снова вместе. В некотором смысле можно считать, что Цай Тянь тоже с ними, так как они постоянно обмениваются длинными письмами, которые появляются неизвестно откуда. Цай Тянь, как всегда, окутан тайнами. Наверно, это орлы приносят их с гор, затерявшихся среди ледников и снега. Во всяком случае это не голуби. Осман никогда не видел писем с печатью Цай Тяня, хотя и сохранил доступ к почтовым голубям. «По просьбе самих птичек», – говорит Амин, подшучивая над ним, – в присутствии Османа голуби воркуют особенно нежно.
Мальчики, давно ставшие взрослыми мужчинами, хотя Осман продолжает называть их по-прежнему, решают теперь гораздо более сложные головоломки, чем механизм для серебряной руки Аруджа. Они мечтают создать целый мир, настолько непохожий на тот, что существовал до сих пор, что Осман приходит в ужас при мысли, чем может кончиться эта безумная затея. Но он готов мечтать вместе с ними и трудится на пределе своих сил, разумения и малых возможностей.
Прежде всего, он не совсем уверен в том, что правильно понял, к чему стремится его Хасан. Ему кажется, что он ухватил главную мысль: все, живущие на берегах этого прекрасного моря, должны ладить между собой. Но как этого добиться, если человечество так любит воевать?
Ахмед Фузули, Рум-заде и особенно его Хасан всегда в разъездах: они частые гости в приморских поселках и в оазисах, где заключают соглашения о поддержке и сотрудничестве, пытаясь создать первые группы федератов на африканском берегу. Это очень трудоемкое дело, особенно если приходится переправляться на другую сторону моря. В Совете, где Хасана-агу очень любят, эту его идею считают безумной и вздорной, но помалкивают, уповая на Аллаха, в надежде, что само время излечит его от химер, став ему и лекарством, и лекарем.
Однако безумие, как известно, заразительно и даже может быть полно очарования, как пение сирен, завлекавшее моряков, и люди с другого берега приезжают сами, прослышав, что в Алжире царит мир и покой. Приезжают даже из владений, непосредственно принадлежащих Великому Султану. До поры до времени он не обращает на это внимания только потому, что у него слишком много забот. Так что, когда вечером он усталый и измученный опускается на свои подушки, у него нет желания слушать злых сплетников, которые между молитвами, танцами и любовными утехами пытаются внушить ему глупые подозрения, основанные на вздорных домыслах.
Люди приезжают издалека. По большей части это бунтовщики или те, кому не повезло в жизни. Предпочитая петле на шее, топору, сабле или позорному столбу опасное морское путешествие, они поднимаются на борт берберских судов. Но чаще всего чужеземцы, узнав, что Алжир необычный город, стараются держаться как можно дальше от него. Даже чума вот уже много лет обходит его стороной. Но, к
