была полоска ярко-розового липкого пластыря. Она забавно выделялась на его землистом лице. Синэ не заметил ребят и не проявил интереса к посетителям кафе. Вскоре он исчез в темноте улиц.
— Здоровая у него ссадина! — усмехнулся Габи. - И совсем свежая…
— А он как будто очень доволен собой, — с удивлением заметил Зидор.
— Помнишь вчерашний вечер? — спросил Габи. - Синэ шел по пятам за каким-то человеком между вокзалом и сквером Освобождения. Что-то там произошло… Но что именно?
Отец Фернана пришел с работы около восьми вечера. Он пришел с пустыми руками. Фернан ничего не ждал, он только молча глянул. Отец покачал головой.
— Я видел Росси, — сказал он, как бы оправдываясь. - Ведь он починит вам лошадь бесплатно — я не могу его торопить.
Всю субботу шел проливной дождь. После школы Фернан попрощался с товарищами и сразу пошел домой: в такую собачью погоду нечего делать на улице. А Марион побежала в своем промокшем плаще с одной улицы на другую, стараясь как-нибудь сколотить пятьсот франков, чтобы компания могла в воскресенье пойти в кино. Когда выскребли из карманов всё, что там было, то едва набралось двести пятьдесят франков, и Марион дала себе слово во что бы то ни стало раздобыть до вечера недостающую сумму. Но никто не верил в чудеса. Все понимали, что не будет ни лошадки, ни кино.
— А почему бы нам не продать яму с бутылками? — подал мысль Татав. - Папаша Зигон с радостью купит всю партию.
— Не все можно продавать, — недовольным тоном ответила Марион. - Эти бутылки не принадлежат никому и принадлежат всем. Если я их случайно нашла, это еще не значит, что мы можем распоряжаться ими, как нам вздумается. На что это будет похоже, если мы продадим старику все бутылки? Мы дети бедняков, это правда, но мы не дети жуликов!
Ровно в шесть она появилась у Дуэнов. Фернан сидел дома один: мать ушла, и ему было скучно, хоть плачь.
— Есть все пятьсот франков! И даже немного больше, — объявила Марион, спокойно улыбаясь. - Надеюсь, ребята будут довольны. Хотя кино все-таки не заменит лошадки…
— Как это тебе удалось? — полюбопытствовал Фернан.
— Одна старушка дала. В Новом квартале… Ветеринар чуть не отравил ее пекинскую собачку. Он ее пичкал лекарствами. А я два дня поила ее отваром из трав и поставила на ноги. Обычно я ничего не беру за лечение собак, но на этот раз я сделала исключение. Из-за лошадки! Не можем же мы целое воскресенье сидеть и смотреть друг на друга!
Не прошло и пяти минут, как в замке щелкнул ключ: это пришел отец Фернана.
— Готово! — сказал он, подмигнув детям. - Помогите втащить ее в дом…
Дождь перестал. Обмытая мостовая блестела в желтоватом свете фонарей. Улица Маленьких Бедняков всегда бывала особенно оживленна в субботу вечером: шли с работы железнодорожники, было много освещенных окон, много распахнутых дверей, а в маленьком кафе на улице Союзников всегда полно народа до десяти вечера.
Лошадка без головы стояла на своих трех колесах в садике, покрытая мешком из-под угля.
— Росси починил колеса, смазал втулки и выпрямил погнувшиеся спицы, — сообщил отец Фернана. - Замечательная работа! Надо будет его отблагодарить!…
Они втроем втолкнули лошадку в кухню, чтобы полюбоваться ею при свете. Фернан снял мешок и погладил рукой новую вилку. Росси покрыл ее зеленой вагонной краской.
— Можешь теперь кататься! — воскликнул отец. - Выдержит…
Марион схватила тряпку и обтерла туловище лошадки, запачканное угольной пылью, а Фернан поднимал колеса одно за другим, проверяя, как они вертятся. Дуэн смотрел на детей и нервно потирал руки.
— Со мной случилась смешная история! — начал он рассказывать. - Какой-то тип вышел из кафе и вдруг хватает меня за руку и спрашивает, что это я тащу. Я поднимаю мешок и показываю ему лошадку. Тогда он говорит: «Даю тебе за нее пять тысяч франков!» Вначале я подумал, что он шутит, но нет — он, оказывается, не шутил. Он шел за мной до самого сквера и все поднимал цену. Под конец он уже предлагал мне десять тысяч… Я не знал, как и отвязаться от этой скотины.
Дети подняли головы.
— Кто бы это мог быть? — спросил Фернан. - Не Рубло?…
— Нет, это какой-то незнакомый: здоровенный малый, неплохо одетый, только небритый. И он как будто не шутил. Но все-таки десять тысяч франков за эту старую кукушку? Безумие!
Марион и Фернан молча переглянулись — им стало не по себе. Их радость как-то сразу испарилась. Лошадка, правда, была здесь, опять с ними, но рассказ Дуэна все испортил. Тот заметил расстроенное лицо сына и неправильно все понял.
— Ну хорошо! — проворчал он. - Не надо было тебе это рассказывать. Теперь ты будешь жалеть… Помни, сынок, хорошенько, что твоя лошадка не стоит таких денег. Она ничего не стоит! Ровно ничего!…
— Лошадка моя! — сердито сказал Фернан. - Я не продам ее ни за десять тысяч, ни за двадцать. Пусть он только сунется, этот субъект!
Разумеется, первым прокатился в воскресенье Фернан — он должен был проверить прочность новой вилки.
— Теперь-то она уж не так скоро сломается, — с удовлетворением сказал мальчик. - Лошадь еще никогда так хорошо не бегала.
Погода изменилась к лучшему, сквозь туман пробивалось солнце. Ребята быстро установили очередь, и началось веселое катание. Габи дважды побил собственный рекорд быстроты. Бонбону, как и было обещано, дали прокатиться три раза. Девочки бросались вниз, как безумные, волосы их развевались по ветру. На всем протяжении улицы Маленьких Бедняков из окон выглядывали недовольные или смеющиеся лица. Прохожие, которым на мостовой оставалось мало места, быстро вскакивали на узкий тротуар.
— Нажимай! — кричали ребята.
И Татав со своим забинтованным коленом нажимал вовсю, только пятки терлись о мостовую, чтобы сдержать прыть безголовой лошади. И Марион нажимала, хохоча. Ее черный платок развевался и «утирал нос» серому першерону[2] с завода холодильников «Модерн», когда он появлялся на перекрестке. Кучер орал, а лошадь без головы точно вставала на дыбы; дойдя до подъема, она отрывалась от земли всеми своими тремя колесами сразу и без церемоний сбрасывала всадника на грязную насыпь.
В воскресенье вечером на улице Маленьких Бедняков было очень людно: все возвращались из кафе, из кино и с футбольной площадки. И тут Фернан заметил посторонних. Это были два большеголовых субъекта. Оба были не похожи на местных жителей. Они уже несколько раз спускались по левому тротуару до Черной Коровы и при этом как будто совершенно не интересовались бешеной скачкой лошади без головы. Ребята смеялись и оживленно разговаривали, и никто не обращал внимания на этих прохожих, у которых только и было особенного, что роскошные канадские куртки, подбитые серым кроликом. Вдруг Фернан заметил, что они стоят уже на правом тротуаре, у решетки садика Марион. Половина компании собралась внизу, чтобы встречать тех, кто спускался на лошади с пригорка, а оба незнакомца молча, со злобным видом, не двигаясь с места, наблюдали за детьми.
— Хватит на сегодня! — сказал встревоженный Фернан.
Марион тоже заметила незнакомцев; она настороженно кивнула старшим мальчикам. Тогда Габи заставил малышей замолчать. Все десять ребят поднялись к дому Дуэнов, тесным кольцом окружив Фернана, который вел лошадь. С помощью Марион и Габи он водворил ее в кухню под ласковым взглядом отца, отдыхавшего у печки.
— Ну как, работает? — спросил он Фернана.
— Прекрасно! Как новая! — ответил мальчик и после минутного молчания добавил: — Только неприятно, что какие-то люди стали вертеться вокруг нас. Не нравится мне это…
Отец отложил трубку в сторону:
— Какие люди?
— Вот, посмотри, — сказал Фернан, бесшумно приоткрыв дверь.
