Обведя зал глазами, Хейли облегченно вздохнула: никто не оглядывался на них и не бросал в их сторону осуждающих или удивленных взглядов. Но тут в голову Хейли пришла другая мысль. А не ущипнуть ли мистера Трамбла за руку? Но если он от неожиданности закричит от боли, не будет ли тогда еще хуже, еще унизительнее?..
Кто-то слева слегка откашлялся, и Хейли от испуга застыла на месте. Когда она немного успокоилась и взглянула в ту сторону, откуда послышался кашель, — да, это был он. Он стоял, прислонившись к стене. Его расслабленная поза и поблескивающие зеленые глаза напоминали затаившегося ягуара. Должно быть, он немного опоздал и случайно оказался рядом с ними.
Хотя трудно было поверить, что столь близкое соседство — это чистая случайность. Хейли верила и не верила. Она быстро отвернулась от мистера Хоука и уставилась на виолончелиста. В этот миг Герберт, как нарочно, шумно всхрапнул, отчего Хейли зарделась от смущения.
Спустя минуту, которая для Хейли показалась вечностью, она опять оглянулась назад. Ей было любопытно, не ушел ли он, — ей тогда было бы не так стыдно. Но он стоял на прежнем месте и пристально смотрел прямо на нее.
Гален терпеливо ждал, наблюдая за наклоняющимся вперед — все сильнее и сильнее — мистером Трамблом. Мистер Трамбл бессовестно уснул, причем среди самого изысканного общества, среди новых знакомых, к дружбе с которыми он так стремился. Гален не без тайного злорадства наблюдал за тем, как жених и компаньонка мисс Морленд то и дело клевали носом. Но глядя на саму мисс Морленд, красивую, гордую и величественную, которая как ни в чем не бывало слушала музыку, делая вид, что ничего неприличного не происходит, он неожиданно для самого себя проникался к ней уважением. На ней было изумрудного цвета вечернее платье, отделанное зелеными кружевами под цвет наряда, Глубокий вырез обнажал красивые плечи и шею, от которых он был не в силах оторвать глаз. Высокую прическу поддерживал изящный гребень в форме павлина. О, как ему хотелось вырвать этот гребень, чтобы ее чудесные каштановые волосы рассыпались по ее обнаженной спине.
Она опять оглянулась, покрасневшая, видимо, от смущения, но он не отвернулся из деликатности, а, напротив, открыто и прямо взглянул ей в лицо. Он наслаждался ее красотой, его разгоряченное воображение рисовало самые непристойные картины. Гален не отводил от нее внимательных глаз, уверенный, что его эротические желания так или иначе должны передаться ей и смутить ее еще сильнее.
«Здесь нас только двое, вы да я! Какое нам дело до всего, что происходит вокруг?! Отпечатывающиеся на вашем лице мысли и чувства, мисс Морленд, я читаю словно открытую книгу. Вы мне не верите? Напрасно! Знаете, чего мне больше всего хочется? Испортить вам прическу, растрепать ваши волосы, гладить их, а затем целовать вас до тех пор, пока вы не узнаете, что значит целоваться по- настоящему. Как возбуждает меня ваш невинный вид! Сразу видно, что вам глубоко безразличен увалень, сидящий рядом. Разве можно сравнивать его и меня? Сколько мне еще ждать, чтобы вы, забыв о чувстве приличия, предпочли меня вместо него? Я намерен целовать и ласкать вас до тех пор, пока вы сами не позволите мне расстегнуть ваше платье, все эти крючки и пуговицы…
Я буду раздевать вас, снимая одну часть туалета за другой, пока зеленое платье не упадет на пол. Я намерен, изучить каждую складочку, каждую родинку на вашем теле, а затем с восхищением буду наслаждаться его великолепием».
Воображение Галена разыгралось не на шутку. Он весь напрягся, представив, как она сладострастно стонет, лежа под ним, как он жадно, словно дикарь, лобзает ее груди. Ее порочные раздвинутые бедра…
Тысячи дразнящих, возбуждающих образов теснились в его воображении.
«Вы будете моей, мисс Морленд. Вы будете принадлежать мне — вся. А тогда поглядим, что вы будете делать, когда вас, как тигрицу, загонят в западню…»
Ее дыхание явно стало глубже и чаще впрочем, ее волнение можно было приписать бурному крещендо. Было видно, как слегка вздрагивали ее пальцы, она прижала руку к груди, пытаясь успокоить сердцебиение и заодно как бы прикрыть сердце от его нескромных взглядов. Она упорно не оборачивалась в его сторону.
«Ты так желанна, я хочу тебя. Очень хочу».
Он мысленно твердил эти слова, настойчиво и сознательно повторяя их в такт музыке, стремясь, чтобы она уловила их и покорилась его желаниям.
Хейли ощущала на себе его взгляд и не знала, хватит ли у нее сил выдержать испытание и не оглянуться. Но с каждой минутой ей становилось все тяжелее выносить этот таинственный и волнующий взор. Ей все больше хотелось взглянуть назад и увидеть теплый, струящийся из его глаз свет, который манил и притягивал к себе. Она должна была счесть его поведение неприличным и даже оскорбительным, но холодные доводы рассудка отступали под натиском пробудившихся чувств. Его взгляд нисколько не походил на те косые и похотливые взгляды, которыми смотрели на нее невоспитанные мужланы на улице. В его глазах горел настоящий первобытный огонь желания, этот огонь она заметила во время их встречи на выставке. Когда он смотрел на нее так, как сейчас, Хейли казалось, что его горящие глаза видят ее обнаженной, словно на ней ничего нет. Она почти ощущала, как эти ненасытные глаза ощупывают и ласкают ее тел о, от них невозможно было ничего скрыть. Она не могла не понимать, что означает такой взгляд, и ей становилось страшно. Но страх тут же уступал место другому чувству, неизвестному и пьянящему. Тело помимо ее воли откликалось на молчаливый, но ясный призыв, оно жаждало подобной ласки, более того, оно умоляло и требовало чего-то большего и манящего.
Странные это были мысли, не менее странные и удивительные, чем немой диалог между ними. Концертный зал, похрапывающий рядом жених — все отошло куда-то далеко, сжалось, стало мелким и незначительным. Он и она, она и он — и вокруг никого!
Разыгравшееся воображение Хейли подсказывало, что может последовать дальше, если она уступит, если позволит ему не только взгляды. Она смутилась, покраснела и опять приложила руку к сердцу, которое билось, что едва не выпрыгивало из груди. Любая девушка может утонуть в глубине этих чарующих глаз и даже не позвать на помощь. Как неприлично долго он смотрит на нее!.. «Несмотря на всю непристойность, мне очень приятно, да, меня это волнует, возбуждает и страшит одновременно… Но мне же следует быть…»
Вспышка протеста тут же утонула под влиянием странного сладкого томления, охватившего все ее тело.
Приятные мурашки побежали по спине и шее, а внизу что-то вспыхнуло и как будто опалило пламенем.
Хейли начала вставать, хотя дрожащие ноги плохо ей повиновались. Она хотела выйти, чтобы положить конец этому невыносимому безобразию, но в этот момент конверт окончился мажорным финалом и в зале раздались аплодисменты. Герберт тут же проснулся, не забыв напоследок как следует всхрапнуть, и как ни в чем не бывало присоединился к рукоплесканиям. Тетя Элис спокойно открыла глаза, словно очнувшись от сладких грез, навеянных музыкой, столь некстати прерванных хлопками слушателей.
Хейли, не успев встать, опять присела, делая вид, что усматривает кого-то впереди. «Если мне повезет, то он, воспользовавшись удобным моментом, исчезнет, прежде чем Герберт или кто-нибудь еще заметит его. В конце концов, не может же он не понимать, что нельзя вот так стоять и привлекать к себе внимание… пристально глядя в меня?»
— Славно, славно! Конец получился лучше всего — очень бодрящим! — воскликнул Герберт, потягиваясь. — О, мистер Хоук! Как это я вас раньше не заметил?
Герберт повернулся лицом назад и протянул руку, но так неуклюже, что наступил Хейли на туфли и подол платья, вынуждая ее отодвинуться назад, еще ближе к мистеру Хоуку.
— Прекрасное исполнение, не правда ли?!
— Восхитительное, — согласился Гален, с сочувствием взглянув на Хейли, которая пыталась выйти из неловкого положения, в которое ее поставил Герберт. — Удивительно прекрасное исполнение, мистер Трамбл.
— Вы не останетесь? Не хотите ли присоединиться к нашей небольшой компании? — спросил Герберт. — Лорд Морленд не соблаговолил поехать на концерт, и, как видите, у нас нехватка кавалеров. Уверен, миссис Шоу с удовольствием разделит ваше общество.
