– Успокойся, мой друг. Пожалуйста, посмотри на меня. Ты должен знать, тебе не за что извиняться… И нечего исправлять. Пожалуйста, успокойся.
Рамис поднял голову, по щекам текли слезы. Но голос прозвучал твердо:
– Вы многого не знаете, госпожа. И сейчас настало время уравновесить чаши весов, если я смогу.
– Как хочешь, – прошептала Джоселин, и в ее мозгу промелькнуло чувство неосознанного страха. – Это ты… о Джилли?
Рамис покачал головой:
– Только в том смысле, что ее душа требует, чтобы я стал лучше, чтобы стал достоин ее в загробной жизни.
У Джоселин расширились глаза от тревоги.
– Если ты собираешься что-то сделать с собой, Рамис, тогда…
Рамис нетерпеливо поднял руку, прерывая ее слова:
– Нет, госпожа. Мне предстоит долгая жизнь, прежде чем я соединюсь с ней.
Джоселин с облегчением вздохнула.
– Рамис, говори яснее. О каких весах ты толкуешь? Что ты пытаешься исправить?
– Мне бы следовало понять, что после смерти вашей матушки я мог сделать вас свободной. У меня была сила, но я не осознавал этого.
– Я не понимаю. Моя мать…
– Легче ничего не менять. Теперь, когда я потерял Джиллиам, я понимаю страдания и ненужную боль, которые я безучастно наблюдал и позволил вам пережить, взвалив на ваши плечи слишком тяжелую ношу в юном возрасте.
В голове Джоселин крутились десятки вопросов, но она терпеливо ждала, когда он продолжит, не желая больше огорчать его.
– Мне следовало понять это. Но ваша матушка заставила меня поклясться, что я помогу вам занять ее место и… сохраню от вас ее секрет.
– Ее секрет? О том, что она была владелицей «Колокольчика»?
Рамис медленно покачал головой.
– О вашем отце. Она никогда не хотела, чтобы вы знали, потому что она стыдилась этого и хотела вас оградить. Он стал таким жестоким и изворотливым, что ваша матушка хотела уберечь вас от него любой ценой.
В комнате повисла долгая тишина. Джоселин смотрела в его бесконечно печальные глаза и наконец поняла, о ком шла речь.
– Марш. – Ей даже не нужно было видеть утвердительного кивка Рамиса, слышать подтверждение правильности ее догадки.
Марш. Ее отец. Человек, которого она ненавидела девять лет. Человек, который ежемесячно настаивал на случайных визитах, чтобы выплеснуть на нее свою злобу, хотя Джоселин просила его не приходить. Он ругался, пинал ногами стулья, потом приходил снова и снова, чтобы похвастаться знанием ее уязвимых мест… предупредить об угрозах со стороны других владельцев борделей… намекнуть на скрытые опасности, на которые ей следует обратить внимание. Фергус Марш. Ее отец.
«Он наблюдал за мной странным способом. Он… защищал меня».
Рамис склонил голову.
– Он подозревал, но ваша мать никогда не подтверждала его догадки. Даже сейчас, я думаю, он не уверен. Они стали врагами, и я не могу сказать, что сейчас творится в его сердце. Но от этого мой… грех еще больше.
– Твой грех? – выдохнула Джоселин.
– Я собирался убить его, госпожа.
– Н-но ты не сделал этого. Полиция найдет того, кто убивал девушек и…
– Госпожа! – Голос Рамиса звучал тихо, и Джоселин вся обратилась во внимание.
– Да, Рамис. – Она замерла, не зная, сможет ли вынести еще какие-то откровения, потом коснулась его руки. – Продолжай.
– Я всегда мог освободить вас от этих дел и теперь даже не знаю, смогу ли искупить свою вину. – Он отдернул руку. – Вы – поистине затворница. Эта маска сослужила вам хорошую службу. Вас не знают в обществе, вы для них – тайна. В своем кругу вы как тень, и даже если есть те немногие, кто знает вас в лицо, я хорошо заплачу им за молчание.
– Рамис, о чем ты говоришь?
– Люди видят то, что они хотят увидеть. Ни один человек в уважаемых домах Лондона не узнает вас. Потому что они не ожидают увидеть вас там.
– Я тоже не ожидаю увидеть себя там, Рамис.
– И даже если они уловят в вас сходство с хозяйкой борделя, которую они однажды видели, то будут держать язык за зубами, чтобы спасти свою репутацию. Все очень просто.
– Все очень просто… Что ты имеешь в виду?
