Блистательные дикари

– Хочу взглянуть, что произошло. Как-никак, это моя работа.

Рейчел на мгновение лишилась дара речи. С какой это стати после всего, что произошло, он вдруг снова проявил интерес к своей работе?

– Не ходи, – попросила она.

– Мне нужно.

Из квартиры Лоренцо вновь донеслись громкие вопли, и Рейчел решила, что ей не стоит отпускать Роберта одного. Она вышла на лестницу. Мимо нее стремительно пробежала Кэсси. Когда Рейчел ворвалась к Лоренцо, стало ясно, что она опоздала – Роберт уже добивал Вернона, завороженный сознанием собственной сипы и быстроты реакции. Он явно терял над собой контроль. Существовала вероятность, что он убьет Вернона. Оставалось только надеяться, что такого рода опыт не окажется преждевременным…

Теперь все пришло в движение. Ждать оставалось недолго. Необходимые приготовления были сделаны, и уже завтра они должны были отбыть на лазурные берега Средиземного моря, где, по взаимной договоренности, они собирались провести первые годы совместной жизни.

Роберт нажимал на акселератор «мерседеса», и машина летела стрелой, направляясь к стоянке, предназначенной для автомобилей пациентов.

Кэсси сидела сзади и временами вскрикивала:

– Прошу тебя, будь поосторожнее, дорогой!

– Я знаю, что делаю, – кричал ей в ответ Роберт, поскольку вопли маленькой Мелиссы делали общение практически невозможным.

Рука девочки была сломана в нескольких местах и напоминала теперь по форме ломаную кривую, как ее обыкновенно изображают школьные учителя на доске. К счастью, кожные покровы не были повреждены, но рука уже начинала опухать, постепенно првращаясь в один огромный кровоподтек черно- багрового цвета.

Кэсси и Роберта ожидало томительное ожидание в приемной, пока наконец Мелиссу не выкатили из операционной. Внешне ее рука выглядела как новенькая. Оставалось ждать и надеяться, что кость срастется нормально.

Она предоставит Роберту свободу выбора. Первые пять или десять лет он сможет поступать, как ему заблагорассудится. Они поедут на Мадейру или Мадагаскар, поживут в Севилье или Шанхае, погуляют по Амстердаму или Катманду. По большому счету Рейчел было все равно, куда они отправятся. Главное, что они будут путешествовать вместе. С этой минуты она никогда больше не станет испытывать чувства одиночества – и в этом заключалось ее главное приобретение. Роберт был такой же, как она сама, он являлся ее отражением, ее творением, ее душой и, наконец, смыслом ее существования.

Роберт закончил колотить Кэсси в спальне. Он идет в ванную комнату и проверяет, насколько хорошо лежат его блестящие волосы. Когда он возвращается на кухню, дети с испугом взирают на него. Они не видели, что произошло, но все равно испугались. Ему известно, что, когда он уйдет на работу, Кэсси сделает все, чтобы предстать перед детьми в должном виде, и их подозрения лишатся всякой опоры. Роберт очень старался не притронуться к лицу Кэсси. Он только пару раз заехал ей в глаз, но с его стороны это была ошибка.

Роберт надевает рубашку, обладающую иммунитетом ко всякого рода складкам, и синий галстук в белый горошек. Затем аккуратно вставляет золотую галстучную булавку. За окном еще один нестерпимо жаркий и душный день, но он храбро выходит из подъезда прямо под палящие лучи солнца. Выходит и замечает консьержа Роберта Старка, который занят полировкой латунной дощечки у входной двери. Роберт ненавидит Роберта Старка, поскольку подозревает, что тот спит с его женой Кэсси. Если он только получит доказательства этому, то изобьет Кэсси до полусмерти. Но до сей поры ему приходится ограничиваться одними только шпильками в адрес ничтожного консьержа в надежде на то, что Роберт Старк невольно выдаст тайну.

– Доволен? – спрашивает он Роберта Старка.

– Что вы сказали?

Роберт смотрит на него с пренебрежением и продолжает:

– Какого черта вы здесь делаете, Старк? Почему не найдете себе приличной работы? Разве вы не знаете, что люди больше не читают книг? Они ходят в кино и принимают наркотики. Так-то!

Потом Роберт идет прочь и с удовольствием замечает, что консьерж смотрит ему вслед, прикрывая глаза ладонью от солнца.

Роберт открыл глаза и некоторое время озирал комнату, пытаясь понять, где находится. Потом его взгляд остановился на Рейчел, которая стояла с улыбкой на устах в дверном проеме и словно утреннее солнышко ласково улыбалась ему. Роберт собрался было улыбнуться в ответ, но увидел Вернона. У него было багровое лицо. Одна рука была отброшена в сторону, на месте локтевого сгиба красовалась глубокая рана с запекшейся кровью по краям. Грудная клетка Вернона представляла собой…

Комната напоминала хирургический кабинет военного госпиталя. Жизненно важные органы Вернона Лоренцо были разбросаны по полу, сам же Роберт лежал в луже его остывающей крови. Перед глазами у него стояла розовая пелена. Роберт попытался было дышать ровнее, но у него ничего не получалось – слишком ужасным было зрелище обезображенной человеческой плоти. И, увы, это совершил он, Роберт, собственными руками. Он выпростал руки и поднес ладони к своему лицу. Кровь Вернона уже подсыхала на его идеальной, цвета слоновой кости коже и трескалась в бороздках на коже на ладонях и на сгибах пальцев.

Свершившееся убийство целиком завладело его мыслями, и он не мог выкинуть его из головы. Великолепные белоснежные зубы Вернона застыли в страшном смертельном оскале. На некоторых из них алели крохотные капельки. Это была его же, Вернона, собственная кровь. Его правая рука походила теперь на клешню. Он, казалось, в последнее мгновение сделал попытку удержать жизнь и даже сжал пальцы, словно в смертную минуту решил, что суть жизни материальна и ее можно схватить, не отдать тому злодею, который в эту секунду извлекал из его груди сердце. Роберт медленно оторвал от себя труп Вернона: засохшая кровь крепко приклеила его к телу жертвы. Наконец ему удалось встать на четвереньки, и тут он увидел брошенное на пол сердце, его разорванные сосуды и зиявшие пустотами желудочки.

Рейчел не сделала ни малейшей попытки приблизиться к нему. Она следила за тем, как медленно у него