небольшое происшествие. Беспокоиться не о чем. По дороге из собора я разрешил Паоло съесть шоколадку. И он посчитал, что интересно будет посмотреть, что случится, если он проглотит ее целиком.
Некоторые репортеры улыбнулись в ответ на беззаботный тон принца, хотя, судя по их лицам, ни один не собирался поверить такому простому объяснению.
— Благодаря синьорине Ренати, — быстро добавил Федерико, — ничего серьезного не случилось. Паоло, как вы видели, прекрасно себя чувствует. Слегка поперхнуться после крестин кузена, — пошутил принц, — по-видимому, полезно.
Пиа начала подниматься по лестнице, стараясь уйти от нового шквала вопросов.
— А что именно сделала синьорина Ренати?
— Есть ли у нее квалификация, чтобы лечить членов королевской семьи?
— Почему вы уверены, что принц Паоло прекрасно себя чувствует?
— Насколько серьезным на самом деле было происшествие? Мог ли принц Паоло дышать?
— Был ли принц…
Федерико старался говорить, несмотря на шум. Он убеждал их, что Паоло не грозила реальная опасность. Но прежде чем репортеры подтолкнули его на рассказ о подробностях, подъехал лимузин с королем Эдуардо и виновниками торжества. Машина двигалась по круговой дорожке. Вновь прибывшие отвлекли внимание большинства журналистов. Ведь их послали во дворец с единственной задачей — достать первые фотографии нового наследника ди Талора.
— Следуйте за мной, — распорядился Федерико.
Пиа повернулась и зашагала по ступенькам за ним. Она не забывала своей главной цели — не пропустить возможности исчезнуть. Через несколько секунд они вошли в дворцовые двери и оказались окруженными персоналом. Слуги загораживали от репортеров внутреннее пространство дворца, приготовясь принимать пальто у гостей, ехавших из собора за королем.
Пиа улыбнулась принцу, когда он привел ее к широкому входу в бальный зал «Империал».
— Я все думала, долго ли они будут поджаривать нас, прежде чем мы сможем оторваться на ленч. Я проголодалась.
Федерико ничего не ответил, а повел ее в ротонду, расположенную сбоку от бального зала. Там они скрылись от глаз персонала. Он взял ее за руку и усадил на мягкую софу рядом с собой.
— Вам не удастся так легко ускользнуть. От меня и от разговора, начатого в машине.
— Послушайте, Федерико…
— Какая история произошла с детьми? Почему она ужасает вас? Почему вы пользуетесь любым предлогом, чтобы уехать, хотя знаете, что нам предназначено быть вместе?
Пиа с трудом подавляла желание встать и убежать.
— Понимаете, для человека, который живет жизнью безупречного члена королевской семьи, вы. конечно, можете быть слепым, когда вам хочется.
— Пиа…
— Хорошо, хорошо. — Она закусила губу, стараясь не думать, что он все еще держит ее за руку. — Меня приводят в ужас не сами дети, если быть точной. Просто, по-моему, я не умею заботиться о них. Вот и все. Речь идет не об Артуро или Паоло, обо всех детях вообще. Поэтому я не могу остаться с вами. Я не тот человек, которому вы можете доверить детей.
— Человек заботливый, умный и любящий? Человек, который, как я сказал, когда-нибудь станет замечательной матерью? Я видел, как вы заботились о Дженнифер. Вы делаете жизнь лучше для сотен людей. И я видел вас с моими сыновьями. — Одной рукой он обнял ее, а другой обхватил ее подбородок, чтобы заставить смотреть прямо в его пронзительные голубые глаза. — Вы можете отрицать все, что я сказал. Останьтесь. Или уезжайте. Но не используйте ваши страхи в качестве оправдания.
Слезы стянули горло, потом подкатили к глазам. Все, что он говорил, не относилось к ней. Она сделана не из того материала, из какого получаются матери. Да, она с удовольствием проводила время с Артуро и Паоло. Но сердцем знала, что просто старается заполнить часы, пока поправится Дженнифер. И пыталась не впускать Федерико в свою жизнь.
Она потерпела такое страшное поражение… Конечно, мысль о том, чтобы остаться, — невероятное искушение. Ни одна женщина в здравом уме не повернется спиной к такому сокрушительному мужчине, как Федерико. Но ее ожидания реальны. Это не воображаемые страхи.
Мальчики не заслуживают такого. И Федерико не заслуживает. Ему нужна преданная, любящая жена. Женщина, наслаждающаяся королевской жизнью, как наслаждалась Лукреция. Женщина, которая видит в нем сказочного мужчину, каким он и был. И ценит каждый штрих его сложной личности. Которая любит его так, как он заслуживает быть любимым.
Он думает, что любит ее. Но как он может ее любить, если не понимает различия между женщиной, которую он в ней видит, и особой, какой она знает себя?
— Это не оправдания, — покачала она головой. — Поверьте мне, Федерико, отъезд в Африку — самое правильное, что я могу сделать.
— Почему вы сомневаетесь в себе? — Глаза понимающие, оценивающие, подчеркивающие напряжение момента. — Вы… вы не способны зачать? И вы так деликатны, что…
— Нет, совсем не это. Я имею в виду, что я не знаю. Это такого рода момент, о котором заранее не узнаешь.
Он ласкал ее ладонь, голос спокойный, утешающий.
— Простите. Я не должен был спрашивать. И все же, что именно в отношениях с детьми беспокоит вас? В детской, когда родился Энцо, я подслушал, как вы паническим тоном сказали сестре, что боитесь уронить ребенка. Я не могу представить, чтобы с вами случилось такое.
Но страх в голосе был очевиден. Итак?
В его ласковом лице столько любви, столько заботы… Она должна рассказать ему. И к тому же появится шанс. Он поймет и позволит ей уехать. У него откроются глаза, он увидит, что она не лучший вариант… Как бы ни были сильны их чувства друг к другу.
— Вы, наверное, догадались, что у меня не очень хорошие отношения с матерью. — Она высвободила руку.
В его глазах мелькнуло удивление. Не такую историю он готовился услышать.
— Я был удивлен. На прошлой неделе вы испытывали неловкость, когда за завтраком о ней зашел разговор. Это в тот день, когда мы привели мальчиков из-под дождя.
— Моя мать и правда замечательная личность, — кивнула Пиа. — Наконец я начала ценить ее. Но в молодости я редко ее видела, она никогда не бывала дома. И она казалась мне не такой мамой, о какой я мечтала. Когда мне исполнилось шестнадцать, я ее терпеть не могла, — неискренне засмеялась она. — И примерно в то же время я получила свою первую работу — сидеть с ребенком соседа. Маленькой девочкой в возрасте Артуро.
Будто предчувствуя, что сейчас услышит самое важное, Федерико подвинулся к ней ближе и убрал подушку, разделявшую их.
— И что случилось?
— Долгая история. Но в двух словах… девочка упала с качелей навзничь. Я раскачала ее слишком высоко. Она сломала ключицу, и пострадали почки от такого тяжелого приземления. — Пиа на мгновение закрыла глаза. Хоть бы никогда не видеть в воображении эту картину. Боль застыла у нее в глазах. Она встретила озабоченный взгляд Федерико и заставила себя продолжать: — Я чувствовала себя ужасно. Но мне стало гораздо хуже, когда я попыталась объясниться с отцом девочки. Вы не поверите, как он кричал на меня. Он был такой громадный, такой грозный… Хотя до этого дня всегда был добр ко мне. Когда я кончила оправдываться, он выложил мне все, что думал. Сказал, что мне нельзя доверять, что он больше никогда не наймет девушку, не знающую, что такое забота собственной матери.
Пиа закусила губу, встретив сочувствующий взгляд Федерико.
— Знаю, знаю. Не надо было придавать такое значение его словам. Он переживал стресс, произошел несчастный случай. Но в глубине души я согласилась с ним. Я знала, что он сказал правду обо мне и о моей матери. И это говорил не он один.
— Из-за этой истории вы полагаете, что не можете остаться со мной, боитесь за Артуро и Паоло? Вы правда верите, что способны принести им вред?
