Много лет назад духовный наставник говорил ему: «Покаяние — это удивительное таинство. Лишь рассказав о своих грехах, ты сможешь попытаться вновь отыскать утраченную добродетель».
Перед глазами Майкла возникло ее спокойное лицо с ровной свежей кожей. Он вспомнил о том, как сильно желал ее, и о том, насколько было велико наслаждение, подаренное ею. И он промолчал.
Он не смог назвать то, что произошло между ними, грехом. Если ему и предстоит держать ответ перед Господом, он сделает это без свидетелей.
Их поселили в соседние номера, двери которых выходили в узкий коридор. Там стояла такая невыносимая жара, что Майклу пришло на ум посмотреть, где находится пожарная лестница. Кейт тоже открыла дверь своей комнаты.
— Ну и как тебе? — спросила она и рассмеялась.
В небольшом номере уместилась двуспальная кровать, два кресла и несколько стульев. В стенном проеме за занавеской на металлической перекладине висели вешалки для одежды. В другой проем втиснулась крошечная душевая кабинка, в которой можно было мыться только стоя.
Майкл осмотрел свой номер и вернулся.
— В моем есть шкаф. — Он поморщился. — Я слышал о том, что в Лурде постояльцев напихивают в гостиницы, словно селедок в бочку, но чтобы до такой степени… Если хочешь, можем поискать другое место.
Кейт обвела взглядом небрежно оклеенные обоями ниши в стене. В каждой была установлена фигурка Святой Девы, святого Иосифа, святой Бернадетты и в золоченой рамке висела написанная от руки молитва.
В душе висела такая же рамочка. Неужели и тут молитва? — подумала Кейт. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в рамке — правила пользования горячей водой. Нигде не укрыться от предписаний!
— Мне здесь нравится, — сказала она.
Вечером они вдвоем отправились прогуляться по улочкам в верхней части города, где расположилось бесчисленное множество отелей, названных в честь святых мест, тесно прижатых друг к другу настолько, насколько позволила изобретательность архитектора. «„Голгофа“? — удивленно спросила Кейт. — Надо же такое придумать!»
Несмотря на поздний час, многочисленные сувенирные магазинчики были набиты паломниками, шла бойкая торговля, товары были грудами свалены на прилавках. Свечи всевозможных размеров, пластмассовые гроты, занесенные снегом, хрестоматийные божественные картинки с воззваниями религиозного характера на более чем десяти языках, включая фламандский, распятия, видеокассеты со свидетельствами явления Святой Девы.
Медальоны, флажки, всевозможные четки. Богатейший ассортимент Марий, вырезанных из дерева, отлитых из пластмассы, на подставках и без. В современных платьях, увенчанные короной из фольги. Пастилки «Лурд» с оттиском силуэта Святой Девы и гарантией того, что они содержат святую воду.
— Пилигримы обычно обедают рано, — заметил Майкл после нескольких бесплодных попыток найти подходящее местечко.
В конце концов им удалось отыскать свободный столик в летнем кафе под низким полосатым тентом.
Кейт взяла со столика местную газету и принялась разглядывать ее, ожидая, когда официант принесет заказ.
Над фотографией мужчины средних лет красовался заголовок «Assassin Sadique».
— Что это означает? — небрежно спросила она.
Майкл наклонился, чтобы взглянуть. Официант поставил тарелки на стол.
— По-английски это будет звучать несколько иначе. «Хладнокровный убийца».
Тон ее голоса был легким и наигранно-безразличным и совсем не соответствовал словам, которые она говорила.
— Меня тоже так называли.
Жареная утиная грудка внезапно потеряла вкус. Майкл отложил вилку в сторону.
— Кейт, мне не следовало… — Перед его внутренним взором вновь предстали чудовищные газетные заголовки. Он попытался загладить промах. — Они не знали о тебе всей правды.
— Все они знали. Меня называли монстром с прелестным личиком. Вот уж никогда не думала.
Майкл ответил, тоном показывая, что ему тягостно продолжать этот разговор:
— Брось, ты никакой не монстр.
Она улыбнулась, печально, с горечью и сожалением.
— Да нет, я не о том. Я никогда не думала, что у меня прелестное личико.
— Кейт. — Он перегнулся через маленький круглый столик, протянул руку и откинул прядь волос с ее лба. — Какая теперь разница, что они о тебе говорили? Это больше не имеет никакого значения.
— Газеты писали, что я — ошибка природы, — с болью в голосе сказала она.
— Ты была маленькой девочкой. С тобой обошлись чересчур жестоко.
— Не такая уж маленькая. Двенадцать лет — это не маленькая.
— Тебе тогда только что исполнилось двенадцать. Ведь все произошло вскоре после твоего дня рождения?
— Через неделю. Миссис Келлер говорила, что в одиннадцать лет слишком рано нянчиться с ребенком. Вот исполнится двенадцать, тогда посмотрим. Мама была не в восторге от этой идеи, ей вообще не нравилось, когда мы уходили из дому.
Два часа, проведенные в библиотеке Агентства печати, позволяли Майклу ориентироваться в картине событий.
— Но ведь она сама подвезла тебя до дома Келлеров? По крайней мере, так писали газеты. Почему же она так поступила? Где логика?
Кейт положила в рот кусочек баранины, прежде чем ответить на вопрос, словно разговор шел о самых что ни на есть обыкновенных вещах, о событиях вчерашнего дня, например.
— Сара уговорила ее, вечер был очень холодным. Любое желание Сары исполнялось беспрекословно. Любое. — Не отводя взгляда от тарелки, она добавила: — Сара была ее любимицей.
— Кейт, — позвал ее Майкл. Этот разговор тянул из него душу. Он был мучительнее оттого, что она говорила спокойным, обыденным тоном, как бы между прочим, словно ей не составляло никакого труда рассказывать о своих несчастьях. — Ваши отношения с Сарой… Так не может больше продолжаться. — Он сделал протестующий жест. — Нет, послушай, — настаивал он. — Это очень важно. Ты сама призналась, что ощущаешь себя как бы в ловушке ваших общих воспоминаний.
— В плену Таинственного сада, и мне никак не удается найти дверцу, чтобы выбраться.
— Должно быть, раньше он казался вам особенным, чудесным. Но с некоторых пор он стал опасен для вас обеих.
В ее взгляде было столько душевного смятения, что Майклу захотелось дотянуться до нее. Он удержался, но не столько по причине возможного осуждения со стороны общественного мнения, сколько из-за многолетней привычки.
— По стечению обстоятельств ключ от него утерян. Не представляю себе, как та или другая из вас может надеяться обрести нормальную жизнь, не захотев отыскать и открыть дверь.
— Что же теперь делать? — Голос ее звучал безнадежно.
— Встретиться для начала, посмотреть друг другу в глаза — что же еще? Выяснить отношения без истерик и ненужных эмоций. Сказать друг другу то, что вы обе желаете слышать. То, что вы любите друг друга, что вы скучали друг без друга. — Его голос стал тихим. — Попросить прощения.
В ответ раздался резкий грубый смех, ломкий и раскатистый звук, никогда не слышанный им прежде.
— Вероятно, ты считаешь меня круглой идиоткой, если думаешь, что я собираюсь играть в твои чертовы психологические игры. Я сыта ими по горло.
Майкл дотронулся до нее рукой, словно успокаивая.
— Ты слишком долго находилась за железными решетками. Неужели тебе не жаль времени, которое ты продолжаешь терять, обрекая себя на эмоциональное заточение? — Он остановился от промелькнувшей
