Он арендовал небольшой офис в нижней части города, на Северной стороне, – не самое удачное место для адвокатской конторы, но ничего лучшего он себе позволить не мог. Его адрес был напечатан в адресной книге города, и он приступил к работе, что означало в основном ведение бракоразводных процессов, взимание долгов со злостных неплательщиков. Случались и мелкие уголовные дела. Постепенно его клиентура увеличивалась, однако шансы пробиться к серьезному делу, благодаря которому он мог бы приобрести известность и, работая на крупные юридические корпорации, получал бы большие гонорары, по-прежнему оставались ничтожными.
Бен открыл дверь из пуленепробиваемого стекла, ведущую во внутренние помещения тюрьмы.
Во внешнем офисе службу в этот день нес Лестер Боггс, среднего роста человек с редеющими черными волосами и огромным животом – результат многолетнего сидения за письменным столом. Форма шерифа и кобура с револьвером придавали ему до крайности нелепый вид.
Надо бы запретить подобным типам носить оружие, тем более что Лестер едва ли когда-нибудь вынимал свой револьвер из кобуры, подумал Бен.
– Доброе утро, Кинкейд. – Лестер оторвал взгляд от черно-белого экрана, позволявшего наблюдать за всей территорией тюрьмы.
– Привет, Лестер.
– Ты пришел внести залог за тех двух пьянчуг, которых мы подобрали прошлой ночью на Озадж- авеню?
Бен откашлялся, расправил плечи; ему хотелось, чтобы слова его прозвучали веско и убедительно. Врать он не любил и не умел.
– Я пришел, чтобы увидеть Кристину Макколл. Я представляю ее в суде.
– Да что ты говоришь! Рад за тебя. – Лестер удивленно поднял брови. – Убийство, связанное с наркотиками. Ты делаешь успехи.
– Мы с ней друзья. Нельзя ли выпустить ее под мою ответственность, как ты полагаешь? У меня с собой удостоверение союза юристов.
– Боюсь, это невозможно. Необходимо внести залог.
Лестер открыл ворота, за которыми находилось внутреннее отделение тюрьмы и камеры заключенных. Он повел Бена по длинному коридору с цементными стенами. Их шаги гулко разносились в тишине. Кожаные сапоги Лестера жалобно поскрипывали под его необъятными телесами. Двери камер были зарешечены толстыми металлическими прутьями, из камер их окликали неопрятные, на редкость отталкивающего вида личности, но Бен старался не обращать на них внимания. Из камер воняло перегаром, мочой и блевотиной. Бен задержал дыхание; он боялся, что его стошнит от этого зловония. Наконец Лестер остановился у одной из последних камер по левую сторону и отпер дверь.
– Пятнадцать минут, – сказал он.
– Я знаю порядок, – ответил Бен.
– Послушай, я, конечно, не должен этого делать, но, если хочешь, я могу сунуть твою визитную карточку тем двум пьянчугам.
– Нет, спасибо, не надо. Мне сейчас не до них.
Бен вошел в камеру. За ним с лязгом захлопнулась дверь.
Кристина лежала на железной койке. Камера была совсем крохотная – пять на шесть футов. Раковина и унитаз без крышки служили единственным украшением этой конуры.
Кристина с трудом подняла веки.
– Бен, это ты? – Она села, протерла заспанные глаза.
– Это я, Кристина, – сказал Бен.
– Слава Богу.
Она медленно поднялась с койки, пошатываясь, прошла к раковине и ополоснула лицо холодной водой. Выглядела она ужасно: на ней был тот же желтый костюм, в котором ее арестовали; на чулках – широкие дорожки спущенных петель; длинные волосы растрепались; все лицо – в черных потеках от туши.
Бен посмотрел на край ее койки.
– Так что же произошло?
Кристина села напротив него. Немного помолчав, сказала:
– Бен, я никого не убивала. Ты ведь об этом спрашиваешь?
– Я и сам знаю, что не убивала. Как ты вляпалась в это дерьмо?
– Трудно объяснить... Я тебе уже говорила, что у меня была назначена встреча с Тони Ломбарди. Он опаздывал, его задержали дела.
– А его дела – продажа наркотиков?
– Они мне об этом сказали.
– И за все время общения с ним ты ни разу не заметила ничего подозрительного?
– Нет, ни разу. Тони говорил, что он занимается импортом и экспортом.
– По крайней мере, он не лгал. Ты хоть раз видела, что он ввозил в страну?
– Да, видела. Попугаев.
– Попугаев?
