– Протестую! – вскочил Бен. – Он не может знать точного времени смерти. Он не коронер!
– Протест поддерживается, – произнес Дерик, всем своим видом показывая, что Бен для него 'досадная зубная боль' – придирается по пустякам.
– И что случилось дальше? – спросил Мольтке.
– Не сочтите мои слова за упрек суду, но иногда колеса правосудия крутятся слишком медленно. Около двух часов ночи мы вернулись с разрешением на обыск и вошли в квартиру.
– Вы лично отвечали за обыск в квартире Ломбарди?
– Да. И я шел впереди своих агентов. Я был там первым.
'Какой героический поступок. Эдгар Гувер стал Теодором Рузвельтом!..'
– Что же вы увидели в квартире?
Несколько присяжных наклонились вперед: сейчас начнется самое интересное.
– В гостиной было темно, светился лишь голубой экран невыключенного телевизора. Я включил свет и увидел обвиняемую, Кристину Макколл, наклонившуюся над телом Ломбарди.
На полу, в нескольких дюймах от ее правой ноги, лежал пистолет. Увидя нас, она в панике закричала, как будто ее поймали на месте преступления.
– Протестую! – вскричал Бен. – Требую вычеркнуть из протокола!
– Протест принимается, – ответил Дерик. – Свидетель, придерживайтесь фактов.
Это была лишь легкая пощечина. Дерик старался держать документы чистыми, выступая против обвинения только тогда, когда явно обязан был это сделать. Но при этом давал понять присяжным, что никому не позволит за столом защиты вести себя вольно.
– Мистер Стенфорд и я, мы вместе осмотрели тело Ломбарди. Сомнений не оставалось: он был мертв – весь череп разворочен...
– Протестую!
– Да, да. Мы знаем, – тут же отреагировал Дерик. – Не коронер. Принимается. Давайте двигаться дальше, джентльмены.
– Так, что вы сделали дальше?
– Я потребовал, чтобы обвиняемая была взята под стражу.
– Она оказала сопротивление?
– Ну... Она... не совсем шла навстречу... Конечно, мы привыкли справляться с подобными ситуациями.
'Да уж, конечно. Но ты на самом деле не ответил на заданный вопрос, не так ли? Хотя сумел у всех оставить ясное впечатление того, что она оказала при аресте сопротивление'.
– Я обыскал ее, потом надел наручники. Вот тогда-то она и сделала свое заявление.
Мольтке изобразил на лице удивление – опять игра для присяжных:
– Заявление? Какое заявление?
– Она сказала, и это были ее собственные слова: 'Я его убила'.
– Вы уверены в том, что она именно так сказала?
– Совершенно уверен.
– И вы ничем не спровоцировали подобное заявление?
– Нет, я этого не делал. – Он повернулся лицом к присяжным. – У меня не было на то времени. Честно говоря, было совершенно очевидно, что она его убила. Мне не нужно было ее признание. Она добровольно его сделала.
– Протестую, ваша честь!
– Хорошо, ваша честь, – сказал Мольтке. – Я снимаю последнюю фразу. Вы можете назвать другие доказательства вины мисс Макколл?
– Да. Только на прошлой неделе...
– Я опять протестую, – заявил Бен. – Это касается моего ходатайства по поводу событий прошлой недели.
– Мистер Эбшайр был лично вовлечен в расследование инцидента, происшедшего на прошлой неделе?
– Нет, – признал Мольтке, – не был.
– Тогда лучше, если он не будет давать о нем показания, – вставил Дерик. Он все время боролся с собой, стараясь действовать в духе правил.
– Согласен, ваша честь. У меня больше нет пока вопросов, ваша честь.
– Прекрасно. И разрешите вас поблагодарить, мистер обвинитель, за ваш краткий, четкий допрос свидетеля. Могу только надеяться, что адвокат защиты будет солидарен с вами.
Бен повторил все пункты, на которых он делал акцент во время предварительного слушания: на том, что Эбшайр не видел Кристину, державшую в руке пистолет, что он не нашел у нее наркотиков и в квартире Ломбарди – тоже, что у нее не было найдено личного оружия. Но ему было ясно: присяжным Эбшайр понравился.
