Епископ рассмеялся:
— Аббат, на эти деньги нельзя купить обстановку, статуи и мозаику. По моим подсчетам, вы потратили больше семисот тысяч франков.
— Я не знаком со счетоводством, поэтому не могу сказать точно, сколько было затрачено. Все, что я знаю, — это то, что жители Ренн-ле-Шато любят свою церковь.
— Официальные источники утверждают, что вы получаете от ста до ста пятидесяти почтовых переводов в день. Они приходят из Бельгии, Италии, из Рейнских земель, Швейцарии и со всей Франции и составляют от пяти до сорока франков каждый. Вы часто посещаете банк в Куизе, где переводите их в наличные. Как вы это объясните?
— Всю мою переписку ведет экономка. Она читает письма и отвечает на них. Этот вопрос должен быть адресован ей.
— Но в банк ходите вы.
Он повторил:
— Спросите ее.
— К сожалению, она не в моей юрисдикции.
Соньер пожал плечами.
— Аббат, вы служите мессы за деньги. Мне ясно, что эти конверты, которые получает ваш приход, — не послания от доброжелателей. Но кое-что тревожит меня еще больше.
Соньер стоял молча.
— Я произвел подсчеты. Может, конечно, вам платят непомерные суммы за мессы, хотя я знаю, что средняя цена составляет пятьдесят сантимов… Но тогда вам надо служить мессы двадцать четыре часа в сутки в течение трехсот лет, чтобы накопить те деньги, которые вы потратили. Нет, аббат, продажа таинств — это лишь прикрытие для настоящего источника вашего богатства.
Этот человек был умнее, чем казался на первый взгляд.
— Что скажете?
— Ничего, монсеньор.
— В таком случае вы освобождаетесь от ваших обязанностей в Ренн-ле-Шато и будете немедленно приписаны к приходу в Кустуже. Также вам запрещается служить мессу и отправлять таинства до дальнейшего уведомления.
— И как долго я буду отстранен? — спокойно поинтересовался Соньер.
— Пока церковный суд не услышит вашу апелляцию, с которой вы обратитесь незамедлительно, я уверен.
— Соньер действительно подавал апелляции, — добавила Стефани. — Вплоть до Ватикана. Но он умер в тысяча девятьсот семнадцатом году, до того как был оправдан. Он оставил церковь, но из Ренна так и не уехал. Начал служить мессы на вилле Вифания. Местные жители любили его и бойкотировали нового аббата. К тому же вся земля вокруг церкви принадлежала любовнице Соньера — тут он умно поступил, — и церковь ничего не могла поделать с этим.
— Где же он взял деньги? — Малоун был очень заинтересован.
Стефани улыбнулась:
— Ответ на этот вопрос пытались найти многие, включая моего мужа.
Они прошли очередной извилистый переулок, по сторонам которого стояли печальные дома из камня цвета мертвого дерева, с которого содрали кору.
— Эрнст жил здесь, — сказала Стефани.
Они приблизились к старому дому, рядом с которым стояла кованая железная беседка, увитая диким шиповником. Три ступеньки вели к двери. Малоун поднялся на крыльцо, вгляделся в стеклянное окошко двери и не увидел признаков заброшенности.
— Дом хорошо выглядит.
— Эрнст был помешан на порядке.
Он подергал ручку. Заперто.
— Я бы хотела попасть внутрь, — сказала Стефани.
Он осмотрелся. В двадцати футах справа переулок упирался во внешнюю городскую стену. Над головой сияло голубое небо, кое-где были волнистые облака. Вокруг ни души. Он повернулся спиной к двери и локтем выбил стекло. Сунул руку внутрь и нащупал замок.
Стефани подошла к нему.
— После вас, — учтиво сказал Малоун.
ГЛАВА XIX
Сенешаль распахнул железную калитку и повел братьев, решивших принять участие в похоронах магистра, по сводчатому коридору. Вход в подземный Зал Отцов располагался внутри стен аббатства, в конце длинного прохода, где одно из самых древних строений вклинивалось в скалу. Пятнадцать столетий тому назад монахи впервые заняли пещеры под землей, поселившись в гнетущем уединении. По мере того как отшельников становилось все больше, строились новые помещения. Столетиями аббатство росло и росло, рыцари-тамплиеры, завладевшие им в конце XIII века, поддержали этот строительный бум. Штаб- квартира ордена — maison chevetaine, как ее именовал устав, — сначала находилась в Иерусалиме, потом в Акре, затем на Кипре, а после чистки переехала сюда. Со временем вокруг монастыря воздвигли крепостные стены с бойницами и башнями. В конце концов аббатство, расположенное высоко в Пиренеях, стало одним из самых крупных в Европе. Его название произошло от ближайшей речки с водопадами. Аббатство де Фонтен — аббатство фонтанов.
Сенешаль спускался по узким ступеням, вырубленным в скале. Подошвы его веревочных сандалий скользили по влажному камню. Там, где некогда свет обеспечивали масляные факелы, теперь горели электрические лампы. За ним следовали тридцать четыре брата — его приверженцы. В конце спуска он пошел вперед по туннелю, приведшему в сводчатую комнату. В центре возвышалась каменная колонна, напоминавшая ствол старого дерева.
Братья собрались вокруг дубового гроба, заранее принесенного сюда и поставленного на каменный постамент. Сквозь дым благовоний слышалось печальное пение.
Сенешаль выступил вперед, и пение прекратилось.
— Мы пришли сюда, чтобы почтить его. Давайте помолимся, — сказал он по-французски.
Они помолились, потом запели гимн.
— Наш магистр хорошо руководил нами. Вы, оставшиеся верными его памяти, мужайтесь. Он бы гордился вами.
Последовало несколько мгновений тишины.
— Что будет дальше? — тихо спросил один из братьев.
В Зале Отцов не подобало проводить обсуждения, но он с пониманием отнесся к отклонению от устава.
— Неопределенность царит среди нас, — объявил сенешаль, — брат де Рокфор готов принять вызов. Тем из вас, кого отберут для конклава, придется тяжело потрудиться, чтобы остановить его.
— Он станет нашим падением, — пробормотал другой брат.
— Я согласен, — сказал сенешаль. — Он верит, что мы сможем отомстить за грехи семивековой давности. Даже если так, то зачем? Мы ведь выжили.
— Его последователи оказывают на нас давление. Те, кто пойдет против него, будут наказаны.
Сенешаль знал, что именно поэтому так мало братьев пришли в зал.
— Наши предки бились лицом к лицу с множеством врагов. В Святой земле они противостояли сарацинам и погибали с честью. Здесь они вынесли пытки инквизиции. Наш Великий магистр Жак де Моле
