цветущими ореховыми деревьями. Все здесь принадлежало Ирине Зовастиной.
Наконец О'Коннер вернулся. Когда он подошел к машине, Винченти опустил стекло.
— В доме было всего двое охранников. Мы убрали их моментально.
— Ты уверен, что других охранников нет?
— Абсолютно. Зовастина, видимо, не особенно беспокоилась относительно безопасности этого места.
Естественно, она ведь полагала, что до него никому нет дела.
— У нас все готово?
— В доме осталась только сиделка, которая ухаживает за больной.
— Что ж, пойдем выясним, насколько они гостеприимны.
Винченти вошел в дом. Двое мужчин, нанятых специально для выполнения этой миссии, держали сиделку Карин Вальде — пожилую женщину с суровым лицом, одетую в халат и шлепанцы. Азиатские черты ее лица были искажены страхом.
— Насколько я понимаю, — заговорил Винченти, — вы ухаживаете за мисс Вальде?
Женщина кивнула.
— И вам ненавистно то, как обращается с ней верховный министр?
— Это просто чудовищно!
Винченти был рад, что информация, предоставленная его собственной разведкой, оказалась безукоризненно точной.
— Насколько мне известно, Карин невыносимо страдает. Ее болезнь прогрессирует.
— А министр не хочет оставить ее в покое.
Винченти подал знак, и двое наемников отпустили женщину. Он подошел ближе и сказал:
— Я приехал, чтобы облегчить ее страдания, но мне понадобится ваша помощь.
Во взгляде женщины читалось подозрение.
— Где охранники? — спросила она.
— Мертвы. Оставайтесь здесь, пока я проведаю больную. Где ее комната? Дальше по коридору?
Последовал еще один кивок.
Винченти включил лампу на прикроватной тумбочке, и его взгляду открылось душераздирающее зрелище. На кровати, укрытое розовым стеганым одеялом, лежало тело, похожее на живой труп. Карин Вальде дышала с помощью баллона с кислородом и маски, к сгибу локтя тянулась трубка капельницы. Он снял с металлической стойки пластиковую емкость с лекарством и заменил ее другой, которую принес с собой.
Глаза женщины открылись.
— Просыпайтесь, — сказал Винченти.
Пытаясь понять, что происходит, она несколько раз моргнула, а затем с видимым усилием приподнялась на подушках.
— Кто вы?
— Мне известно, что в последнее время друзья у вас были в большом дефиците, но я ваш друг.
— Я вас знаю?
Он отрицательно мотнул головой.
— Вы меня знать не можете, а вот я знаю про вас довольно много. Расскажите, каково это — быть любовницей Ирины Зовастиной?
Странно было слышать подобный вопрос от незнакомца, появившегося в ее комнате посередине ночи, но она лишь пожала плечами:
— А вам-то что за дело?
— Я знаком с ней на протяжении многих лет, но ни разу не испытывал симпатии — ни по отношению к ней, ни с ее стороны. Как это удавалось вам?
— Этот вопрос я задавала сама себе сотни раз.
Он обвел взглядом комнату. Каждый предмет здесь отличался элегантностью и дороговизной, как и все остальное в этом доме.
— Недурно тут у вас.
— Почему-то меня это мало радует.
— И все-таки, когда вы заболели, когда у вас обнаружилась положительная реакция на ВИЧ, вы вернулись к ней. Вернулись после того, как несколько лет пропадали неизвестно где.
— Вам многое обо мне известно.
— Чтобы вернуться, вы должны были испытывать по отношению к ней определенные чувства.
Больная вновь откинулась на подушки.
— Иногда она бывает дурой.
Винченти слушал внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова.
— Она считает себя Ахиллесом, а меня — своим Патроклом. Или, хуже того, она — Александр Великий, а я — ее Гефестион. Я миллион раз слышала от нее истории про них. Вы знаете «Илиаду»?
Винченти кивнул.
— Ахиллес чувствовал вину за смерть Патрокла. Он позволил своему любовнику повести войска в битву, прикинувшись им, Ахиллесом. Александр Великий считал себя виновником смерти Гефестиона.
— Вы неплохо знаете историю и литературу.
— Да ни черта я не знаю. Просто наслушалась ее болтовни.
— В чем же заключается ее дурость?
— Она хочет спасти меня, но не осмеливается признаться в этом. Она приезжает сюда, смотрит на меня, даже грубит, но неизменно пытается меня спасти. Я знала ее слабость по отношению ко мне, вот и решила вернуться сюда, будучи уверенной в том, что за мной будет наилучший уход.
— И это несмотря на то, что вы ее ненавидите.
— Поверьте, у человека в моем положении выбор небогатый.
— Вы на удивление откровенны с человеком, которого видите впервые.
— Мне нечего бояться или скрывать. Моя жизнь почти окончена.
— Вы сдались на милость судьбы?
— А что еще мне остается?
Винченти решил выудить из Карин максимум информации.
— Сейчас Зовастина находится в Венеции. Она что-то ищет. Вам об этом известно?
— Ничего удивительного. Она ведь великий герой, выполняющий великую миссию. А я всего-навсего бывшая и к тому же смертельно больная любовница. Таким, как я, не дано задавать герою вопросы или тем более бросать ему вызов. Мы лишь покорно принимаем объедки с хозяйского стола.
— Сколько же чепухи вы наслушались!
Женщина вновь пожала плечами.
— Она считает себя моим спасителем, а я не пытаюсь ее переубедить. Зачем? Кроме того, поругаться с ней время от времени — единственное развлечение, которое у меня осталось.
— Какие резкие повороты делает жизнь, не правда ли?
— Где охранники? — спросила женщина.
— Они мертвы.
— А моя сиделка?
— С ней все в порядке. У меня сложилось впечатление, что она относится к вам с большой теплотой.
— Это верно, — проговорила Карин, едва заметно кивнув головой.
Когда-то эта женщина, вероятно, была неотразима. Перед ее чарами не смог бы устоять никто — ни мужчина, ни женщина. Неудивительно, что не устояла и Зовастина. Несложно было понять и то, почему между двумя этими женщинами сложились столь напряженные отношения. Они обе были альфа-самки, доминирующие в стае и не привыкшие идти на уступки.
— Я наблюдал за вами в течение некоторого времени, — сказал он.
— Нашли на что смотреть, — слабо фыркнула она.
