Смайлз.
— Да? — отозвалась Дорис. — А я так поняла, что именно в этом и заключается твой план убедить меня в эффективности курсов: взаимное доверие, взаимозависимость, — постаралась она поддержать его шутку, но слезы опять застлали глаза.
Тем не менее, она продолжала:
— Но тебе не следовало быть здесь. Рисковать собой. Это моя вина.
— Нет, моя, — возразил Невил. — Я ведь видел, утром что-то было не так, но подумал...
— Что я дулась из-за ночи.
Лицо Дорис перекосилось от боли, побледнело, заставив Смайлза встревожиться:
— Что с тобой? Что случилось?
— Ничего. Просто... — Дорис взглянула на него. — О, Невил, если что-нибудь случится с нами... с тобой... Мы ведь так и не стали любовниками. Я никогда не ощущала прикосновения твоей кожи к моей. Никогда не прикасалась к тебе, не лежала в твоих объятиях... Я думала об этом, пока тебя не было. Думала, какой глупой была. Как много времени потратила даром. Ты прав, я не хотела доверять тебе. Я боялась.
Дрожащим голосом Дорис поведала историю Мэгги. Когда она закончила, Невил был так тих, что девушка подумала, он рассердился.
— Я знаю, мне не следовало подгонять тебя под стереотип, — поспешно добавила она. — Ты был прав, когда говорил, будто мой страх доверять кому-то, вероятно, коренится в ранней смерти родителей. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть, Нев.
— Ненавидеть тебя?
Голое его звучал так резко, будто он наглотался пыли.
— О Боже, Дорис. Если бы я кого и ненавидел, то только не тебя, а самого себя. Мне следовало дать тебе больше времени, больше понимания вместо самоуверенного требования доверять мне. — Он замолчал нахмурившись, и, подняв голову, взглянул вверх. — Слышишь? Это вертолет. Ты слышишь?
Дорис слышала, только боялась поверить.
— Скоро все кончится, — пообещал Невил. — И когда, — взгляд, который он бросил на нее, был красноречивее всяких слов, — когда все завершится, я позабочусь, чтобы ты исполнила все обещания, данные мне. Причем с каждого будут взиматься проценты.
— Звучит так, словно мне придется провести весь остаток жизни в твоей постели, отрабатывая долг, — ответила Дорис.
Она готова была взлететь не только от облегчения, обещанного скорым спасением, но и от незнакомого чувства невесомости и легкости, оттого, что впервые в жизни поделилась с кем-то глубоко запрятанными страхами.
Чувство легкости и эйфории так переполнили ее, что Дорис была готова бегом взбежать по склону горы.
— О, Невил, — сердце забилось сильнее, когда она протянула руку и коснулась его лица.
— Не надо, — предупредил он. — Вертолет прибудет сюда в любую минуту, а мне меньше всего хочется вписать свое имя в историю в качестве человека, который перевозбудился, оказавшись в ловушке в горах. Мы все знаем, что в опасности есть элемент эротики, но не до такой же степени!
Дорис попыталась ответить, но вертолет уже кружил над ними, грохот мотора заглушил бы любые слова.
С прибытием вертолета и команды спасателей все завертелось с такой быстротой, что в памяти Дорис не сохранилось никаких деталей. Смешанное чувство страха и облегчения, которое пережила она, пока оказалась в безопасности в вертолете, накладывалось на беспокойство за Невила, ждавшего внизу. Она никогда не забудет этого, как и короткого разговора, не предназначенного, как подозревала девушка, для ее ушей, — разговора между командиром спасателей и Невилом, когда они, наконец, все забрались в вертолет и направились к базе.
— Мы проследили ваше продвижение, — услышала она голос спасателя. — На всякий случай. С побережья движется большая туча, причем довольно быстро, и если бы мы замешкались с вашими поисками, вам, вероятно, пришлось бы там заночевать. Вам здорово повезло, что не забрались выше. Буря убивает гораздо больше альпинистов, чем обвалы. И какого черта вас понесло туда, к девушке? Ведь вы тоже состоите в поисково-спасательной команде, не вам рассказывать, как коварны глинистые склоны. Мог поехать весь склон. Такое раньше случалось. Пару лет назад целый отряд опытных альпинистов, пять человек, пропал в похожей ситуации. Девушка, по крайней мере, находилась в безопасности, хотя я ни за что не захотел бы задерживаться на той площадке, но вы... А если бы глина начала обваливаться?
— Это был рассчитанный риск, — тихо ответил Смайлз, так тихо, что Дорис пришлось напрячь весь свой слух, чтобы разобрать его слова.
— Ерунда, — перебил его спасатель. — Только две вещи могут заставить человека пуститься на подобный риск. Первая: если он простой и обычный мужчина, любитель острых ощущений, а для нас головная боль. Человек, который любит прикидываться героем. Но второй тип людей... Они никогда не совершали подобных глупостей, они знают, какой это риск, но идут на него из-за любви.
Мужчина замолчал, бросив задумчивый взгляд на Невила, а Дорис почувствовала, как горячие, но целительные слезы катятся у нее из глаз.
Невил любил ее, и она не нуждалась в том, чтобы кто-то ей об этом сообщил. Неважно, что случится с ними в будущем; неважно, что Невил просто по щедрости своей натуры простит ее сомнения, — какая-то часть ее существа никогда не позволит простить ей себя; какая-то часть ее будет сожалеть всегда о том, что ей не хватило храбрости поверить ему.
Дорис неохотно открыла глаза. Сердце испуганно колотилось, пока она не осознала, наконец, что находится не в горах, а в кровати на ферме.
Несмотря на все ее протесты, на заверения, что чувствует себя прекрасно, в больнице настояли на тщательном обследовании. Слава Богу, никаких внутренних повреждений обнаружено не было, и ее отпустили, предоставив заботам Невила и предписав строго полный отдых.
В молочном напитке, которым напоил ее Смайлз, было нечто более эффективное, чем простое какао, хмуро подумала Дорис, ощущая свое непослушное тело.
Невил...
Дверь спальни отворилась, и он вошел, словно она в самом деле произнесла его имя. Настороженность исчезла с его лица, когда он увидел, что Дорис проснулась.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, приближаясь к постели.
— Так, словно сражалась с медведем не на жизнь, а на смерть, — шутливо ответила девушка.
— Попробуй заменить медведя десятью тоннами глины, — мрачно предложил Невил.
Он настоял на своем присутствии в палате, когда с Дорис сняли защитную одежду.
— Это всего лишь царапины, — заверила медсестра, увидев его лицо. — Они выглядят опасными, но на самом деле скоро заживут.
Царапины или нет, но было в этом теле, покрытом синяками и кровоподтеками, нечто, вызывающее неодолимое желание бережно обнять Дорис, забрать себе ее боль точно так же, как взял он на себя всю вину за случившееся.
«Доверься мне... Обещай мне», — просил он ее, но теперь, покидая палату, он знал, что ее безопасность была скорее в руках судьбы и природы, чем в его собственных. Кто знал, насколько прочным окажется тот глинистый выступ? И все же у него не было выбора — он должен был оставить ее там и броситься за помощью.
— Который час? — буднично спросила Дорис.
— Почти половина седьмого.
— Половина седьмого? — Дорис села в постели и поморщилась, как только синяки напомнили о себе. — Значит, я спала почти сутки.
— Вообще-то восемнадцать часов, — уточнил Невил, не добавляя, что все это время не сомкнул глаз, опасаясь, что Дорис вдруг понадобится его помощь.
— Ну, все-таки на девять часов больше обычного, — ответила девушка. — Я встаю. Я хочу есть, —
