Она вспомнила, что когда-то, в самом начале их совместной жизни, вид обнаженного тела Джорджа смущал ее… Нет, не отпугивал, но она чувствовала себя немного неловко. Сейчас же ее радовала внутренняя раскрепощенность, с которой она смотрела на возлюбленного, прикасалась к нему, наблюдала за тем, какую реакцию вызывает каждая ее ласка.
Маргарет видела, что Джордж хочет ее, и это увеличивало ее нетерпение. Она склонилась и прикоснулась к нему губами, чувствуя знакомый острый спазм внутри и содрогаясь от силы своего желания.
Закрывая глаза, она слышала, как Джордж пробормотал:
— Маргарет… О Боже, Маргарет…
А потом он обнял ее и притянул к себе. Он овладел ею так неожиданно, с такой стремительностью, словно знал наверняка, как именно она жаждет ощутить его внутри себя. И Маргарет вскрикнула, не в силах молчать об испытываемом наслаждении, задвигалась с ним в такт, шепча слова восторга и нетерпения…
Финал был бурным и одновременным. Мощный взрыв чувственности окончательно обессилил Маргарет, и она прильнула к Джорджу, дрожа и испытывая восхитительное головокружение.
А он, коснувшись губами ее уха, прерывисто прошептал:
— Все эти годы не было дня… часа, когда бы я ни хотел тебя, ни тосковал по тебе, ни вспоминал, как это у нас было. Но сейчас я понял, что воспоминания — лишь бледная тень действительности. И это к счастью, потому что я не смог бы жить воспоминаниями, зная, что…
Маргарет открыла глаза и недоуменно посмотрела на него.
— Так, значит, у тебя ничего не получилось с ней… с женщиной, ради которой ты меня оставил, — голосом, полным боли произнесла она.
— Что? — Джордж обхватил ладонями ее лицо, чтобы она не отвела взгляда. — Какая другая женщина? — хрипловато спросил он. — Никакой другой женщины не было. Я просто не разуверял тебя в этом, потому что… потому что так было проще… отпустить тебя. Я говорил себе, что поступаю правильно, если не по отношению к себе, так хотя бы по отношению к тебе. Что ты найдешь кого-то другого, с кем родишь детей, а потом, когда узнаешь правду, будешь лишь благодарна мне.
— Так другой женщины не было?! — Маргарет никак не могла в это поверить. — Но ведь ты говорил…
Джордж покачал головой.
— Нет, это ты говорила. Я лишь сказал, что нам нужно расстаться. Я был не в состоянии придумать такую изощренную ложь, притвориться, что у меня есть другая. Я еще не пришел в себя от шока, вызванного известием о моей болезни. Меня волновало только одно: чтобы ты не узнала об этом, не разрушила свою жизнь так, как разрушена была моя.
— Не было другой женщины, — медленно повторила Маргарет. — Ты хочешь сказать, что оставил меня потому…
— Что узнал от отца о своем наследственном заболевании.
— Так ты развелся со мной только из-за этого?! Внушил мне, что я тебе не нужна, что ты больше не любишь меня, только поэтому?! — Глубочайшее потрясение, ужас, охвативший ее, отразились в голосе Маргарет. Она подняла на Джорджа огромные глаза, взгляд которых обвинял. — Неужели ты действительно считал, что я настолько слаба, настолько пуста, что, узнав правду, изменю мое отношение к тебе? Неужели ты не знал, как я тебя люблю?
Джордж побледнел как смерть.
— Нет, знал, — просто сказал он, не пытаясь оправдываться. — Но знал я также и то, как сильно ты хочешь иметь детей. Как важна для тебя семья. Если бы до нашей свадьбы мне стало известно о моем заболевании, если бы я вырос с этим знанием и если бы, встретив тебя, честно рассказал обо всем, возможно, наша жизнь сложилась бы иначе. Но ты выходила за меня, надеясь, что у нас будут дети. Ты говорила, как много они для тебя значат, помнишь? Разве я имел право одной лишь фразой уничтожить твои надежды на будущее?
— Но я любила тебя… тебя, а не некоего мифического отца моих будущих детей, которых еще даже не зачала! — с негодованием возразила Маргарет.
— Это ты теперь так говоришь. Подумай, Маргарет, ты была очень молода. Я знаю, как ты любила меня, знаю, как была предана мне. Да, ты осталась бы со мной… и продолжала бы меня любить… по крайней мере, какое-то время. Но как долго продлилась бы эта любовь? Год… может быть, два… может быть, даже больше. И все это время я бы жил в постоянном страхе, что однажды ты отвернешься от меня. Что однажды твое желание иметь детей перевесит жалость ко мне. Я должен был дать тебе свободу, возможность найти кого-то другого. — Джордж внезапно замолчал, а затем требовательно спросил: — Почему ты не нашла себе другого, Маргарет?
— Ты причинил мне слишком большую боль. — Это было жестоко и несправедливо, и, едва закончив говорить, Маргарет тут же возненавидела себя и, прикусив губу, замотала головой. — Нет. Нет, это не совсем так, Джордж. Да, ты сделал мне больно, невыносимо больно. Поначалу мне просто не верилось, что, говоря о своей любви ко мне, ты думал о другой женщине. Что, если все мужчины таковы, спрашивала я себя и понимала, что еще одного предательства мне не пережить… А потом, у меня была Оливия. Она занимала все мое время, мои мысли, мое сердце. И кроме того… — Маргарет подняла голову и посмотрела ему в глаза, — теперь уже нет смысла лгать. Я не переставала любить тебя, Джордж. О, я пыталась разлюбить! Я даже уверяла себя, что преуспела в этом. Но ты снился мне по ночам, и я просыпалась в слезах, тоскуя по тебе, стремясь к тебе, любя тебя. Возможно, если бы мне удалось истребить память о тебе, у меня появился бы другой мужчина.
— Так же было и со мной. Если бы я смог забыть тебя, в моей жизни тоже, возможно, появилась бы другая женщина. Я пытался представить себе это. Какая-нибудь разведенная матрона с парой детишек, которой уже ничего не нужно. Это казалось идеальным решением. Но воспоминания о нашей любви лишали меня всякого желания стремиться к подобной близости с кем-либо кроме тебя. Я не мог забыть тебя все эти потерянные годы, Маргарет. Я не в состоянии дать тебе больше, чем мог дать двадцать лет назад. Однако если это поможет, знай: я никогда не переставал любить тебя. Никогда не переставал жалеть о том, что все не сложилось иначе. Порой, да простят меня Небеса, я жалел даже о том, что нашел отца и узнал то, что узнал.
Джордж содрогнулся. Маргарет протянула руку и ласково прикоснулась к нему.
— Ты должен был бы возненавидеть меня. Ведь если бы я не предложила тебе разыскать отца…
Джордж покачал головой.
— Я не смог бы возненавидеть тебя, что бы ты ни сделала. Нет, я ненавидел себя… ненавидел за то, что продолжал хотеть тебя, за то, что никогда по-настоящему тебя не отпускал.
— Если бы ты только сказал… поделился со мной, все в нашей жизни сложилось бы по-другому.
— Нет, в конечном счете ты отвернулась бы от меня… бросила бы, как отец бросил мою мать. Поколебавшись, Маргарет тихо спросила:
— Если бы ты знал о моей беременности, как бы ты поступил?
— Не спрашивай меня, — ответил Джордж. — Потому что я не знаю ответа. Судя по тому, в какой панике я пребывал, какой страх испытывал.. Прости меня, но боюсь, я бы захотел, чтобы ты сделала аборт. — Увидев выражение ее лица, он закрыл глаза. — Прости меня, Маргарет, но я не могу тебе лгать. Больше не могу. Тогда я еще не пришел в себя от чудовищной правды: я — носитель болезни, мой отец отказался от меня… Знаю только, что я попытался бы оправдать мое решение, сказав, что принял его, стремясь защитить тебя, спасти наш брак. Риск был слишком велик. Даже когда мне впервые пришло в голову, что Олли, возможно, моя дочь, сильнее всего во мне звучал страх. Я боялся, что вы обе отвернетесь от меня, что ты станешь винить меня в том, что забеременела… в том, что я был так беспечен.
— Скорее уж беспечной оказалась я, — кривовато улыбнувшись, сказала Маргарет.
— Ты должна презирать меня за то, что я почувствовал, когда узнал, что у меня есть дочь. Я ведь даже хотел, чтобы Оливия отказалась от возможности когда-либо иметь детей. Но мы встретились, я увидел ее и внезапно осознал, что это моя дочь, мой ребенок. Это было как чудо… Я испытал благоговение… Нет, я не в силах описать, что почувствовал тогда. Казалось, я вышел из кромешной тьмы, в которой блуждал долгие годы и которая настолько стала частью моего существования, что я едва осознавал ее присутствие. Я так
