Так причитала Нинту над разоренной, затопленной землей, и все боги вместе с ней оплакивали погубленный их неразумным решением мир.
Безымянный автор поэмы не решился вложить речи, обличающие жестокость богов, в уста смертного, зато вложил их в уста божественной повитухи… И этим вавилонское сказание опять-таки разительно отличается от библейского, где описание потопа сводится к бесстрастной констатации того факта, что «усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом» и что «все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло».
Нет, не имели еще вавилоняне той нравственной «закалки», которая нужна, чтобы одобрить любое решение всесильного бога, даже если это решение — истребить все живое на земле.
Ковчег библейского Ноя носило по волнам сорок дней; судно «Спасающий жизни» дрейфовало семь дней и семь ночей. А когда к исходу седьмых суток иссякли ливни и схлынули воды, Атрахасис вышел из судна и принес бессмертным обильную жертву. Изголодавшиеся боги устремились на соблазнительный запах, и Нинту язвительно бросила им:
Нинту в гневе сорвала с шеи Ану лазуритовый амулет-муху и поклялась вечно носить его в память о потопе.
Единственным из богов, который ничуть не раскаялся в содеянном, был главный виновник беды — насильник и убийца Энлиль. Нимало не смущенный насмешками Нинту, он набросился на Эйю, упрекая его в спасении треклятых людей!
Эйя, не раздумывая, гордо взял вину на себя:
Казалось, дело вот-вот дойдет до драки между двумя богами, как вдруг Энлиль пошел на попятную: он терпеть не мог связываться с теми, от кого можно было получить сдачи. Скрежеща зубами, Энлиль согласился пощадить уцелевших людей, но взамен вырвал у Эйи пару уступок. Отныне, чтобы люди не размножались так быстро, на земле должен был поселиться злобный демон Пашиту, истреблявший младенцев, а некоторым жрицам запрещено было рожать.
Так благодаря Эйе человечество возродилось вновь…
Ну а что происходило в Месопотамии после потопа и до воцарения Навуходоносора И, вы уже знаете.
«Все течет все изменяется», — говаривал старина Гераклит. Увлекаемые бурным потоком вавилонской истории, мы лишь мельком взглянули на страну, которой все сопредельные народы когда-то боялись больше, чем самого Энлиля. И теперь (ничего не поделаешь) придется выгребать против течения — ко временам расцвета государств Шумера и Аккада, к тем годам, когда «черноголовыми» правил Саргон Великий.
АССИРИЯ
Чем столетье лучше для историка,
Тем для современников печальней.
В те стародавние времена шумерские коммерсанты-тамкары основали на важнейших торговых путях ряд колоний, в число которых входил Ашшур, лежащий на правом берегу Тигра. Через этот город шли караваны в Сирию и Восточную Малую Азию, везя из Месопотамии ткани и хлеб, а обратно — медь, серебро, свинец и лес. Ашшур процветал и богател за счет торговли, и будь у него герб, на нем стоило бы изобразить торгашеские весы и гири.
Только при царе Шамшиададе I (кстати, первом правителе Ашшура, принявшем царский титул и даже скромно именовавшим себя «царем вселенной») была предпринята более-менее серьезная попытка пройтись по окрестностям не только с весами, но и с мечом. Шамшиададу, аморейцу из верхнемесопотамской глубинки, явно не давали покоя лавры Саргона Великого: сначала он завоевал Ашшур, сделав его своей резиденцией, а потом захватил всю Верхнюю Месопотамию и обложил данью побежденных царей Загроса.
Однако честолюбивый Хаммурапи вскоре свел на нет все территориальные достижения «царя вселенной», а вслед за этим был нанесен сильнейший удар по торговле Ашшура. Вавилон, хетты, Египет и Митанни позаботились о том, чтобы торговые пути переместились на запад; отныне египетские, микенские, хеттские и митаннийские товары пошли через финикийские города, на долю же ашшурцев остался лишь «утешительный приз» — торговля с Вавилоном.
С XVIII по XV век до н. э. Ашшуру приходилось довольствоваться ролью мальчика для битья, покорно снося пинки и зуботычины от Вавилонии и от сильного и задиристого хурритского государства Митанни. Около 1500 года до н. э. вконец распоясавшийся митаннийский царь Сауссадаттар предвосхитил хулиганский поступок героя «Двенадцати стульев» Виктора Полесова. Если вы помните, «кустарь-одиночка с мотором» утащил чугунные ворота дома № 5 по Перелешинскому переулку города Старгорода, а Сауссадаттар, явившись в Ашшур с далеко не дружественным визитом, помимо прочей добычи уволок оттуда городские ворота, роскошно украшенные золотом и серебром, и нахально водрузил их в собственном дворце!
