– И где она? – вмешался Тарзан.
– Ее поймали и доставили к королю.
– Она обречена, – произнес бог горилл. – Если Генрих станет настаивать на женитьбе, а он так и сделает, то Екатерина Арагонская разорвет ее на части.
– Ее нужно немедленно освободить! – сказал Тарзан.
Бог горилл пожал плечами.
– Вряд ли это возможно.
– Но ты же сам сказал, что Уолси это удалось.
– У Уолси была личная корысть.
– У нас тоже, – невозмутимо произнес человек-обезьяна, дергая за веревку, накинутую на шею бога, и положив руку на рукоятку ножа.
– Но что я могу? – запротестовал бог. – У Генриха много воинов, а народ считает, что я погиб, и теперь боится короля.
– Но у тебя же много веропослушников?
– Да!
– Тогда пошли этого священника и собери их здесь. Пусть они явятся с оружием.
Священник недоуменно таращился то на бога, то на человека, который говорил на непонятном языке, зачем-то держал бога на привязи да еще дергал за веревку.
– Иди, отец Тобин, и собери всех верующих! – приказал бог.
– И смотри, чтобы без фокусов, – пригрозил Тарзан. – Бог пообещал мне спасти девушку. Видишь веревку и вот этот нож?
Священник молча кивнул.
– Если ты не постараешься, – добавил Тарзан, – то твой бог умрет.
– Иди, отец Тобин, – напутствовал его бог горилл.
– Поторапливайся, – сказал Тарзан.
– Ухожу, Отче, – испуганно пролепетал священник, – но мне страшно оставлять вас в руках этого странного существа.
– С ним ничего не случится, если сделаешь все, как приказано, – заверил его Тарзан.
Священник снова бухнулся на колени, перекрестился я ушел. Когда за ним закрылась дверь, человек- обезьяна повернулся к своему спутнику.
– Отчего так получилось, что ты сумел дать своим зверям человеческую речь, а, возможно, и разум, но внешне они так и не изменились? – спросил он.
– Это не по моей вине, – ответил бог горилл. – Дело, видимо, в том, что звериный инстинкт оказался в них сильнее, нежели вновь приобретенные умственные способности. Благодаря вживленным человеческим клеткам, у них время от времени рождались человеческие дети, но, несмотря на мои запреты, их тут же умертвляли. В тех редких случаях, когда их оставляли в живых, они развивались в монстров, сочетающих в себе наихудшие черты людей и зверей. Некоторым из них удалось бежать из города, и они образовали племя, живущее в пещерах в самом дальнем конце долины. В двух случаях мутанты обладали почти идеальной человеческой внешностью, однако имели разум горилл. Из них одна была прелестной девушкой, но с повадками дикой львицы. Второй – юноша с манерами аристократа, однако с замашками Джека- Потрошителя. Ну и что вы намерены делать, молодой человек, когда здесь соберутся мои сторонники? – спросил бог горилл.
– Ты поведешь их на штурм королевского дворца, и они отобьют девушку.
XXIX. СМЕРТЬ НА РАССВЕТЕ
Ронду Терри разбудил внезапный шум. Вокруг раздавались крики, звериное рычание, грохот. По комнате беспокойно метались самки из гарема Генриха, издавая в панике низкие утробные вопли, но не эти звуки помешали сну девушки, а те, что доносились со двора и из соседних помещений.
Ронда вскочила на ноги и подбежала к окну. При виде ее Екатерина Арагонская гневно оскалила клыки.
– Это опять за ней! – прорычала она.
Внизу Ронда при свете факелов увидела толпу сражавшихся насмерть горилл и схватилась за сердце, ибо в самой гуще заметила Стенли Оброски, прокладывающего себе путь к дворцовым воротам. В первый миг ей показалось, что он один против полчищ зверей, но вскоре она обнаружила, что у него немало союзников. Рядом с Оброски находился бог горилл с веревкой на шее. Теперь все помыслы девушки сосредоточились на Оброски.
За спиной Ронды все громче и громче негодовали самки, и тут девушка услышала гневный голос старой королевы.
– Это из-за нее все неприятности, – выпалила Екатерина Арагонская. – Не будь ее, мы жили бы спокойно.
– Вот и убей ее! – воскликнула Анна Клевская.
– Убей ее! – подхватила Анна Болейн. Девушка повернулась к ним лицом и увидела надвигающихся на нее свирепых косматых чудовищ, которые могли расправиться с ней в считанные секунды. Несоответствие между их человеческой речью и звериной внешностью поразило Ронду в этот момент, как никогда ранее.