Карина повела плечами. У него дыхание занялось от этого ее движения.
– Почему?
– Они уже ничего не соображали. И собирались меня убить. Но уснули. Если бы они проснулись, то убили бы обязательно. Двери были заперты, ключей я не нашла. Связала простыни и спустилась на ваш балкон.
– Что-то я не помню, чтобы оставлял его открытым.
– Я выдавила стекло.
Что он должен был на это сказать? Что нехорошо бить стекла в чужих квартирах?
– А если бы вы упали? – сказал Павел.
– Ну и что? – Карина снова повела плечами, и дыхание у него снова занялось. Если бы она повторила этот безотчетный жест сто раз подряд, он, наверное, задохнулся бы. – Я не дорожу жизнью.
– Почему?
– В ней нет смысла.
– В вашей жизни нет смысла? – уточнил Павел.
– В любой. И в моей тоже. Я не понимаю, зачем пришла на этот свет. А вы разве понимаете?
– Я об этом не думаю.
– Вы волевой человек. А у меня вот не получается об этом не думать.
– Зачем вы приходите в гости к людям, которые спьяну собираются вас убить? – поморщился Павел.
Он не любил возвышенных разговоров. По его мнению, были темы, обсуждать которые имели право только люди, могущие перевести эти обсуждения во что-то действительно значимое. В стихи про залог бессмертья. В музыку, похожую на лунный свет, после которой снятся необыкновенные сны. В картины, на которых изображено что-нибудь совсем простое, вроде охотников на снегу, но в этой простоте отражается вся жизнь, как она есть. Себя он к таким людям не относил. И возвышенных тем старался в своих разговорах избегать.
– Я не пришла к ним в гости, – сказала Карина. – Они подобрали меня на улице.
– Что значит подобрали? – не понял Павел. Она не была похожа на бомжиху. – Вы были больны?
– В каком-то смысле. У меня сместилось сознание. И со мной можно было делать все, что угодно. Они отвели меня к себе.
– Надолго?
Павел судорожно сглотнул. Нетрудно было догадаться, что происходило с ней в квартире этажом выше.
– Я не помню. Да, наверное, надолго. Потом я им надоела, и они сказали, что меня нужно убить. Я сейчас уйду, – сказала она. – Просто когда я попала в вашу квартиру, мне стало как-то спокойно, поэтому я не ушла сразу. Да и дверь открыть не смогла. А спускаться дальше по балконам у меня просто не было сил. Извините, я съела то, что было у вас в холодильнике.
Павел не помнил, что там было. Карина пошла к двери.
– Куда вы?
Он догнал ее, положил руку ей на плечо. Она обернулась. От нее явственно исходило что-то нездешнее, в самом деле как от влетевшей в квартиру шаровой молнии.
Павел никогда в жизни не испытывал искусственной потребности в том, что другие называли адреналином. Но сейчас он не узнавал себя. Да эта женщина и не была каким-то там адреналином. К ней не подходило ни одно из известных ему определений. Он готов был броситься в нее, как в омут.
– Ухожу, – сказала она.
– Куда? – повторил Павел. – К очередным любителям пьяных загулов?
– А вы не любитель? – усмехнулась она.
– Я не пью, – сердито сказал он. – Я…
Объяснять, что он такое, Павел не стал. Он казался себе пресным, как овсяная каша. Впрочем, он с изумлением понимал, что таким ему кажется не он нынешний, а тот человек, которым он был в прошлом. В очень далеком прошлом, в том, которое было до Карины…
– Я поняла, что такое вы, – помолчав, сказала она. – Я у вас останусь.
Она сказала это так, словно позволила остаться ему. Да так оно вообще-то и было. Павел не мог представить, как жил бы дальше, если бы она ему этого не позволила.
Ничего он до сих пор не знал о том, что глупо и убого называлось сексом! Это с Аленой у него был секс, с другими безликими, одинаковыми женщинами, которых он выбирал для незамысловатого удовлетворения своих незамысловатых же потребностей. То, что этой ночью происходило у него с Кариной, называлось… Никак это не называлось! Ураган, тайфун, селевой поток – все одновременно.
Она легла с ним в постель так же просто, как сказала, что спустилась к нему в квартиру на связанных простынях. Ничто не казалось ей в этом мире невозможным. А ему… Когда Карина обвивала, оплетала его ногами, руками, когда ее волосы опутывали его, как змеи, когда, наклоняясь над ним сверху, она медленно целовала его всего, от губ до кончиков пальцев на ногах, – он знал, что ничего больше ему в этом мире не нужно.
И все эти сумасшедшие, с ума сводящие ласки Карина не прекращала всю ночь – она была в них так же
