странная женщина сказала, что этот мальчик твой, и ты поверил?!
– Этот мальчик мой, – сердито сказал Павел. – Неважно, кто и что про него сказал.
– Может, ты еще и думаешь зарегистрировать отцовство?
– Конечно. Не думаю, а сделаю это в ближайшее время.
– Ты просто сошел с ума! – воскликнула мама. – Это, конечно, от одиночества. Ты не представляешь масштаба проблем, которые тебя ожидают. В конце концов, тебе сорок пять лет. В таком возрасте не заводят младенцев. Все надо делать вовремя! И, между прочим, у тебя не хватает времени даже на законного сына. Вспомни, когда ты последний раз с ним общался? Алена мне звонила – говорит, Антон стал неуправляем. Удивляться нечему: он всегда был подвижный, а теперь еще и переходный возраст… Конечно, ее супруг не тот человек, который может его направить. К тому же у них начались семейные неурядицы, ты знаешь?
– Не знаю, – поморщился Павел.
Он чувствовал свою вину перед старшим сыном, не знал, что с этой виной делать, и, как большинство мужчин, откладывал решение нерешаемой проблемы на потом.
И вдруг «потом» превратилось в «сейчас», и это произошло через месяц после появления Карины и Гриши.
Алена вернулась в Москву. Правда, вернулась не насовсем, только привезла Антона. Она позвонила Павлу в день приезда. Он не узнал ее голос – она почти рыдала. Это было так необычно для всегда бесстрастной Алены, что Павел испугался.
– Что? – крикнул он в телефонную трубку. – С Антоном что?!
– Да ничего с твоим Антоном! – сквозь слезы воскликнула Алена. – Разболтанный, никого не слушается. Невыносимый стал!
– Он приехал? – с облегчением вздохнул Павел.
Что Антон мало кого слушается, и уж точно не маму, он знал и без Алены.
– Приехал, – шмыгнула носом Алена. – К тебе. Мне сейчас не до него – других проблем достаточно. Так что воспитывай его как хочешь.
Это заявление ошеломило Павла настолько, что он не нашелся с ответом. Да и каким, собственно, мог быть его ответ? Что ему тоже не до Антона, потому что у него появился новый ребенок? Как новая игрушка, которая интереснее прежней…
В чем заключаются материнские проблемы, старший сын рассказал Павлу уже назавтра.
– Они меня достали, – заявил Антон. – Мать с дядь Витей целыми днями ругаются. Она говорит, он ей, типа, изменяет. – Павел еле удержался от непосредственной оценки того, что пришлось слушать Антону. Оценка была бы нецензурной. – А он говорит, она, типа, ленивая корова, и он лучше на мусульманке женится, они умеют мужей ублажать, – сердито добавил Антон. – Оно мне надо, это слушать?
– Не надо тебе это слушать, – мрачно сказал Павел. – Оставайся у меня.
Легко было сказать «оставайся»! Как в реальности оставить Антона у себя – в одной комнате с подавленным происходящими переменами Гришей, с ко всему безразличной Кариной, – этого Павел не представлял.
К тому же он с горечью замечал, что между прежним бесшабашным мальчишкой, который был во всем близок отцу, и нынешним настороженным подростком, который относится к отцу с недоверием, лежит пропасть. Павел постоянно чувствовал неловкость, какую-то заминку в общении со старшим сыном. Собственно, у них почти и не осталось тем для общения. Все интересы Антона лежали теперь в очень незамысловатом кругу и были до уныния обыкновенны: компьютер, Интернет, интерактивные игры, какие-то программы, которые он пробовал писать… Во всем этом Павел, конечно, разбирался, потому что разбираться в этом было нетрудно. Но как же грустно ему было сознавать, что этими простенькими интересами ограничивается теперь жизнь его сына! Он ловил себя на том, что ему скучно с Антоном, и ему стыдно было себя на этом ловить.
Он слишком долго встречался с ним только урывками, в этом было все дело. Он пропустил в жизни своего сына все, что невозможно было подгадать ко встречам: его ссоры с одноклассниками, его восторг из-за каких-то сильных и неожиданных впечатлений, его первую влюбленность… Все это не совпало с их встречами, и это было уже невосполнимо.
Но, как бы там ни было, приезд Антона сделал совершенно очевидным то, что Павлу было ясно и раньше: надо было немедленно обменять квартиру.
Как происходил этот обмен, Павел до сих пор вспоминал с дрожью. Вся его жизнь превратилась в сплошное общение с риелторами и банковскими работниками: он продавал однокомнатную на Стромынке и, взяв кредит, собирался купить трехкомнатную где-нибудь в спальном районе. Жаль было уезжать из центра, но другого выхода он не видел.
К его удивлению, Карина заинтересовалась затеянным им обменом. Павлу показалось, что она словно ухватилась за этот обмен как за возможность обновления жизни. Этому можно было бы только радоваться, если бы Каринин интерес не выглядел так лихорадочно. Она вдруг стала покупать для обустройства будущей квартиры разнообразные предметы: пылесос, фен, кондиционер, миксер, кофемолку… Все эти приобретения ее радовали – как она сказала Павлу, в них было что-то устойчивое, она чувствовала себя с ними как-то спокойнее, чем без них. Поэтому фен, пылесос, кондиционер и прочие небесшумные приборы работали в квартире все одновременно. В сочетании с Карининой манерой мыть кофейную чашку, поставив ее на полчаса в раковину под струю воды… За выходные, которые Павел проводил дома, он боялся свихнуться.
К счастью, подходящий вариант обмена нашелся быстро. Продавалась квартира в Митино, притом даже не трехкомнатная, а четырехкомнатная, притом продавалась срочно и недорого, потому что хозяева уезжали в Германию. Все документы на обмен пришлось оформлять с космической скоростью. Хорошо еще, что регистрация отцовства прошла без сучка-задоринки, хотя и пришлось дать взятку, чтобы обойтись минимумом волокиты.
Получив наконец новое Гришино свидетельство о рождении, Павел спросил у Карины:
– Послушай, а твой старший…