что Гришка разглядывает пестрые стенгазеты на оранжевых стенах, а Антон плюхнулся в кресло и со скучающим видом озирает стоящие вдоль стен цветы в кадках.
«Ночевку на даче отрабатывает, – усмехнулся про себя Павел. – Пай-мальчик!»
Школа занимала два этажа в обычном жилом доме, и лестница на второй этаж тоже была вполне обычная. Но, поднимаясь по этой лестнице, Павел с удивлением подумал, что чувствует себя при этом так, будто вырывается из какого-то каменного круга.
«Это что такое?» – удивился он.
И тут же понял, что. Он понял, что вот сейчас, через несколько минут, увидит ту женщину, и это как- то… Взбодрило его, что ли? Он не очень понимал, как называется чувство, которым сопровождалось для него ожидание встречи с нею.
Он вспомнил, как проснулся утром в Берге – как обычно, проснулся первым, да, собственно, почти и не спал: Гришку так потряс Патум, что он всю ночь метался, вскрикивал, у него поднялась даже температура и только под утро спала. Так что Павел поспал часа два, не больше. И вышел на балкон.
Во всем городе, который лишь несколько часов назад гремел, сверкал и шумел так, что, казалось, трясутся даже его столетние стены, стояла теперь полная, ничем не нарушаемая тишина. Глубокая горная чаша, на дне которой лежала Берга, была полна чистым утренним воздухом, и не воздухом даже, а небом – небо само спустилось сюда, и ему даже спускаться особенно не пришлось, так близко к нему был этот город.
И вот Павел тонул в утреннем воздухе, дышал небом и боялся рассмеяться от давно забытого счастья.
И вдруг он увидел, что из соседнего окна выглянула женщина. Собственно, в этом не было ничего необычного – почему бы ей не выглянуть утром из окна, не подышать свежим воздухом? Но то, что она сделала потом, выглядело ошеломляюще. Открыв окно пошире, женщина встала на подоконник и шагнула вниз, на полосатую маркизу, которая была растянута прямо под ее окном, затеняя летнюю веранду гостиничного кафе. Она шагнула, будто вздохнула – так безоглядно, так легко, что Павел чуть не вскрикнул. Ему показалось, сейчас она покатится по ходуном заходившей маркизе и упадет на каменную мостовую. Но она не упала – сделала несколько пружинистых, как на батуте, шагов и так же стремительно, как только что выпрыгивала из окна, скользнула вниз по столбу, поддерживающему маркизу. Через полминуты Павел увидел, что она уже идет по улице прочь от гостиницы, все убыстряя шаг.
Ему почему-то показалось, что настроение у нее совсем не радостное. Хотя с чего бы можно было такое подумать? Ничто в ней об этом не свидетельствовало. Она была высокая, статная и шла легко. Тонкие каблуки стучали по мостовой и, казалось, выбивали искры из старых камней. Черное платье волновалось у ее колен. Сумочка в виде полумесяца была зажата под мышкой. Она обернулась на ходу, взглянула на окно, из которого только что выпрыгнула. Павел даже издалека увидел, как сверкнули ее глаза.
И тут он узнал эту женщину! Конечно, он видел ее на площади – еще днем, во время Блистательного Патума, а потом и ночью. Собственно, весь город, включая приезжих, сутки напролет был на площади, но именно эту женщину он запомнил. Она стояла рядом с мужчиной, похожим на пирата, и смотрела на него с таким счастливым смятением, что Павел почувствовал что-то вроде легкого укола зависти. Но главное, из-за чего он обратил на нее внимание, были ее слова про какие-то дурацкие конфеты из разноцветных звездочек. Гришка, который вопреки ожиданиям не впечатлился огненным праздником, а испугался его до дрожи и слез, от слов этой женщины перестал плакать, как по мановению волшебной палочки. Павлу пришлось пообещать, что он непременно конфеты из звездочек отыщет.
– Ты у той тети спроси, – посоветовал Гришка. – У нее они точно есть.
– Почему ты решил?
– Ну, она же волшебница.
– Ты думаешь? – усмехнулся Павел.
В волшебниц он не верил даже в детстве. Но когда увидел, как эта женщина идет по улице и как платье волнами ходит у ее колен от стремительных шагов, то подумал: точно, волшебница. И, ни о чем больше не думая, вышел из номера, сбежал по лестнице вниз, на улицу, и пошел вслед за нею к бульвару.
Правда, одна мысль у него в голове все же мелькнула.
«Опять? – была эта мысль. – Мало тебе? Снова на такое вот потянуло?»
Но додумывать эту мысль до логического завершения, то есть до того, чтобы вернуться в номер и забыть про эту женщину, Павел не стал. В конце концов, ему нужны были конфеты из разноцветных звездочек. И только она могла знать, что это такое.
– Извините, Павел Николаевич, я заставила вас ждать!
Павел вздрогнул. Голос ворвался в его мысли, как вихрь.
Впрочем, обладательница этого голоса на сей раз никакой вихрь не напоминала. И ничего необычного не делала. Просто стояла на пороге своего кабинета – секретарша попросила его подождать буквально пять минут, пока Вера Игнатьевна закончит телефонные переговоры, – и смотрела на него с той грамотно отмеренной приветливостью, с которой и следует смотреть на потенциального клиента.
– Ничего, – сказал Павел. – Мы не торопимся.
– Вы привели Гришу? – улыбнулась она.
– И Антона.
– А третий ваш мальчик?
– Не захотел.
– Жаль. Ну ничего, поработаем с двумя. Может быть, и вы тоже решите заниматься? Мы могли бы подобрать группы так, чтобы занятия у вас и у детей совпадали по времени.
– Спасибо. В этом нет необходимости.
– А где же ваши дети?
