«Осталось только на брудершафт выпить», – подумал Павел.
И тут же рассердился на себя за неистребимую ироничность своих мыслей. Хорошо, что Вера их не слышала. Или слышала? Он не понимал. Он вообще чувствовал себя с нею будто голый, причем во всех смыслах этого слова, в том числе и в прямом.
– Чем же они на меня похожи? – все больше теряясь, спросил он.
– У Антона ваша манера говорить, – сказала Вера.
– То есть?
– Отрывистая и точная. А это ведь изнутри идет. Значит, он внутренне на вас похож. Хотя внешне кажется, что не очень.
Всеми чертами лица Антон был похож на Алену. Но при этом у него совсем не было с ней сходства, того простого внешнего сходства, которое так любят обнаруживать дедушки и бабушки: «А носик у нас мамочкин! А ротик у нас папочкин!» У Антона и ротик, и носик были мамочкины, но сходства с Аленой не было. Павел не понимал, как такое может быть. Вера каким-то загадочным образом поняла это сразу.
– А Гришка?
Павлу все интереснее было ее слушать. Хотя то, что он при этом чувствовал, все-таки называлось не интересом, а иначе.
– А Гриша просто копия вы.
– Ну да! По-моему, у него-то со мной уж точно ничего общего. Глаза совсем другие, волосы… Какое же сходство?
Вера улыбнулась его непонятливости.
– Это же неважно, – сказала она. – Глаза, волосы… Это не имеет никакого значения.
– Ладно, пусть глаза и волосы неважно. Но я никогда не был таким, как он, – помолчав, сказал Павел. – Я всегда был обыкновенный человек. Защищенный от чего угодно.
– Вы думаете?
Тут она, кажется, наконец поняла, что их разговор приобретает какой-то странный характер. Едва ли его можно было объяснить даже шампанским: она выпила всего один бокал, а Павел и вовсе лишь пригубил из вежливости. Она покраснела – необычно, одним алым пятнышком у виска – и опустила глаза. Павлу жалко стало не видеть ее глаз. Но он не знал, что сказать или сделать, чтобы она подняла их снова.
Неловкость разрядил Гришка, который, наглядевшись на лошадь, вернулся к столику.
– А мороженое твое растаяло, – торопливо сказала Вера.
Гришка не ответил. Взглянув на него, Павел сразу понял, что его снедает какая-то мысль. Как грусть- тоска снедала князя Гвидона? Он насторожился – у Гришки часто бывало, что какая-нибудь гнетущая мысль поселялась в нем слишком глубоко. Тогда ее не выманить было никакими средствами, и вообще непонятно было, что с ним делать. Павлу в таких случаях казалось, что Гришка тает на глазах.
Главное, что это могло начаться в любую минуту и неизвестно от чего. Павел испугался, что именно это сейчас и случилось.
– Что? – спросил он.
Он постарался, чтобы в голосе не послышалось тревоги.
Гришка молчал.
– Что, Гриша? – повторила тот же вопрос Вера.
Она как раз ничего не старалась скрыть – ее голос так и дышал тревогой.
«Зачем она спрашивает? – сердито подумал Павел. – Только хуже сделает!»
Но, к его полному изумлению, Гришка вдруг Вере ответил:
– Знаете, Антон, наверное, не будет ходить к вам в школу. Вы на нас за это обидитесь?
Он смотрел на Веру печальными карими глазами, как будто ожидал от нее ответа, от которого зависела его жизнь.
– А я знаю, – сказала Вера. – Я знаю, что Антон не хочет заниматься английским.
– А как вы знаете? – удивился Гришка. – Он вам сказал, да?
– Я сама догадалась. Это не очень трудно.
– А я никогда не могу догадаться, чего Антон хочет, – вздохнул Гришка. – И про Мишу тоже не могу.
– Просто они уже большие, – сказал Павел. – Вырастешь – будешь догадываться.
– Наверное, все равно не буду. Они не большие. Они другие.
– Я нисколько не обижусь, если Антон не будет ходить в школу, – сказала Вера. – А ты можешь ходить туда, несмотря ни на что.
– Правда? – В Гришкиных глазах мелькнула робкая радость. – А… А вы меня не испугаетесь? – решившись, выпалил он.
Павел ожидал, что Вера засмеется такому вопросу. Наверное, Гришка ожидал того тоже: короткая радость снова сменилась в его глазах печалью.
– Нет, – ответила Вера.
Она не стала ни удивленно переспрашивать, чего же должна испугаться, ни даже объяснять, что в
