необременительную и за приличные деньги? Только иногда, вечерами, в тусклом свете одинокой лампочки, одолевали ее невыносимые мысли: это и есть ее жизнь, и об этом она мечтала – коммуналка с вонючим коридором, взбалмошная барыня как единственная опора, а впереди?..
Только теперь, с головой окунувшись в самостоятельную жизнь, Лиза поняла, что имел в виду Виктор, когда говорил в день их расставания: «Учтите, Лизонька, убогая жизнь не для вас».
Нет, ей не хотелось побольше денег – как выяснилось, для себя ей нужно было немного; ее не манили сверкающие витрины на Тверской и дорогие автомобили. Не раз и не два она с благодарностью вспоминала Виктора, впервые показавшего ей роскошь этих ресторанов и машин как нечто само собою разумеющееся – как будто для того, чтобы никогда больше не стали они для нее целью жизни. Но однообразие, но беспросветность – вот что было невыносимо!
Однажды пришло письмо из Италии. Розали, кельнская подружка, напоминала обещание приехать в Милан. Лиза едва не заплакала, прочитав торопливые и веселые строки. Господи, неужели все это было: Кельн, Бетховенский парк, Рози… И ведь правда казалось тогда, что Милан – где-то неподалеку, и ничего не стоило собраться и махнуть туда – просто так, посмотреть музеи и навестить подружку.
Конечно, можно было накопить денег, у Коли занять – и поехать туда сейчас. Но Лиза ясно ощущала: из той жизни, которою она живет теперь, не ездят никуда, и дело вовсе не в деньгах…
Первое время она почти не встречалась с соседями. Даже странно, ведь их, Тамара Сергеевна говорила, было не меньше трех? Но за обшарпанными дверями комнат в бесконечном коридоре было тихо, на кухне тоже никто не появлялся. Лизе даже страшновато становилось по ночам: одна в огромной пустой квартире, да и весь этот мрачный старый дом кажется пустым…
Ольга Воронцова появилась через неделю. Однажды утром Лиза услышала, как кто-то включил воду в ванной, потом простучали каблуки в коридоре, зашелестела бумага на кухне. Она торопливо оделась и вышла из комнаты.
На кухне у стола с заплесневевшей посудой стояла молодая женщина – кажется, чуть постарше Лизы – и разворачивала что-то, завернутое в засаленную газету. Она была довольно красива, но Лиза тут же отметила про себя, что таких женщин она не видала с новополоцких времен. Слишком уж вульгарно была накрашена соседка, слишком небрежно одета – темные потные круги виднелись под мышками, темнели корни отросших, крашенных в бело-желтый цвет волос.
– Жарища какая, – сказала соседка, оборачиваясь на звук Лизиных шагов. – Жарища, пылища, а только еще май начался! Ты, наверно, жиличка, в Иркиной комнате живешь? Тебя как звать? – И, не дожидаясь ответа, представилась сама: – А я Ольга, соседка.
– Да, мне Тамара Сергеевна говорила, – сказала Лиза. – Только я не знала, куда ты девалась. Меня Лизой зовут.
– Да были дела кое-какие, – неопределенно повела плечами Ольга. – Отдохнула недельку… Сейчас к начальству пойду объясняться – откроют рот. Я ведь дворничихой тут, – объяснила она. – А ты ничего… – Ольга окинула Лизу оценивающим взглядом. – Юбочка какая… Где купила?
– Так, портной один сшил знакомый, – ответила Лиза.
Не объяснять же Ольге, что юбку шили в доме моделей самого Никиты Орлова.
– Ладно, потом поговорим, – сказала Ольга. – Тороплюсь сейчас. Я вечером дома буду. Слушай, – неожиданно спросила она, – а пива у тебя нет?
– Нет, – ответила Лиза, слегка удивившись.
– Башка болит-отваливается, – объяснила Ольга. – Ринат, сволочь, сэкономил на водке, взял дряни какой-то паленой, а я мучайся теперь. Ну ладно, до вечера!
И, торопливо вытерев руки о газету, она вышла из кухни.
«Такая, значит, соседка, – подумала Лиза. – Что ж, выбирать не приходится».
Лиза вернулась к себе в комнату, присела у стола. На столе лежала открытая косметичка, и Лиза машинально достала из нее зеркальце.
Никогда прежде она не рассматривала себя с такой безнадежностью. Нет, она не казалась самой себе ни постаревшей, ни подурневшей – странно было бы, если бы такие мысли посещали ее в двадцать один год. Ее зеленые глаза были все так же широко открыты, и взгляд по-прежнему казался удивленным – хотя мало что могло бы удивить ее теперь. И легкие светло-пепельные волосы, свивающиеся в прозрачные завитки, по-прежнему придавали ей сходство с бабочкой, присевшей на цветок.
Но выражение ее лица совсем переменилось. Оно больше не светилось тем ожиданием неотменимого счастья, которое так восхищало Виктора всего два года назад. Печалью веяло от Лизиного лица, и печаль эта казалась особенно необъяснимой в сочетании с ее юностью.
Лиза тряхнула головой, отложила зеркальце. Пора к Инге: сегодня та намеревалась уехать на целый день. Что ж, тем лучше, каждый час чего-то ведь стоит. И, по правде говоря, лучше уж сидеть с Антошкой в запущенной Ингиной квартире, чем бродить по городу в одиночестве или прислушиваться из своей комнаты, не пришла ли соседка.
Лиза вернулась, когда Ольга уже была дома: из-под дверей ее комнаты выбивалась полоска света, оттуда раздавался смех и шум.
– Пришла? – Ольга выглянула в коридор, услышав Лизины шаги. – Заходи, у меня гости, посидим.
– Да я устала сегодня, – попробовала отказаться Лиза.
Ей совсем не хотелось сидеть с Ольгиными гостями.
– Да брось ты – устала! Я, думаешь, не устала? Намахалась метлой, да еще металл пришлось грузить. Надо ж и расслабиться, не все нам вкалывать! Нам с тобой дружить надо, мы тут одни теперь живем, Загорецкие-то переехали.
– Ладно, я зайду, – сказала Лиза. – Переоденусь только.
В Ольгиной комнате было так накурено, что Лиза, никогда не обращавшая внимания на сигаретный дым, чуть не закашлялась. Вокруг стола, заставленного бутылками и мисками с едой, сидели двое мужчин. Лиза не сразу рассмотрела их в синем чаду.
