рассказал ей Юра, по тому, как менялось лицо Сергея, когда речь заходила о Неделине, – она чувствовала, что такой человек не станет просто ждать…
– Я, может, и Звонницкого потому пригласил. Казалось, должен же я чем-то искупить вину… – продолжал Юра.
– Вину? – удивилась Лиза. – В чем же вину и перед кем?
– Да перед ними перед всеми! Мы ведь сначала вместе работали, в самом начале «Мегаполиса». А потом я понял: они строят неживые схемы развития, если я соглашусь – погорю. И поставил условие…
– Они сами ушли?
– Сами. Все ушли, до единого. Хотели, кажется, свою фирму организовать, но не получилось. Так и разметало их по свету. Но нельзя сказать, чтобы они все канули, – некоторые вон в Штатах, в Германии. Один советник премьер-министра, другой глава Центра экономических реформ.
– Так в чем же ты виноват? – улыбнулась Лиза. – Наоборот, они должны быть довольны, что вы расстались.
– Не знаю… – произнес Юра. – Все-таки ведь не сразу они устроились…
Лиза вдруг подумала: хорошо бы поговорить с этим Сашей Неделиным… Она не понимала, для чего нужен ей разговор с совершенно незнакомым человеком, но мысль эта возникла в ее голове так отчетливо, как будто с нею было связано что-то значительное.
Лиза давно уже привыкла угадывать Юрино состояние, словно особый барометр находился где-то у нее внутри. И неожиданные мысли о Неделине заставили ее насторожиться. Не значит ли это, что о нем думает в это время Юра?
Лиза видела, что ему нелегко приходится сейчас. Ее радовало, что он постепенно выходит из тяжелой депрессии, и вместе с тем она замечала, что, выходя из нее, он сталкивается с новыми трудностями.
«Мегаполис», бывший для Юры прежде источником энергии и объектом ее приложения, переставал быть и тем и другим. Лиза просто физически чувствовала Юрину растерянность, чувствовала, как он пытается найти какой-то новый путь для своего детища – и не находит…
Наверное, это началось давно. Она даже была уверена в том, что это началось давно. То, что происходило сейчас с Юриной работой, было частью того самого «не лучшего периода» в его жизни, о котором он говорил ей на острове Малифинолху…
Но сначала он был увлечен борьбой с Подколзевым – и ему было не до глобальных решений. А потом погиб Сергей – и его смерть отодвинула все размышления о том, что делать дальше.
И вот теперь все вопросительные знаки маячили перед ним, требуя ответа. Лиза понимала это из Юриных вечерних рассказов. Он снова подолгу сидел с нею в гостиной и говорил о том, как прошел его день, и она слушала, забывая о времени, пока Юра не спохватывался:
– Час ночи, Лиза! Регина твоя убила бы меня, если бы видела!
– Да ведь мне не вставать чуть свет, Юра, – увещевала его Лиза. – Это тебе отдохнуть пора.
– Да не получается, Лизонька, никак не получается. Пахнет затхлым болотом, и я подозреваю, что вот- вот нас затянет в трясину. В голове как шестеренки вертятся, а решения нет. Только какие-то проторенные колеи попадаются!
Она жалела его в такие минуты. Ведь он только что пришел в себя после тяжелого потрясения, ему бы отдохнуть, пожить спокойно – и снова какие-то проблемы, на этот раз едва понятные ей, и он с ними один на один… Оставалось только вздыхать – чем она могла помочь?
Юры снова не было дома целыми днями, но Лизино время было по-прежнему заполнено – и даже больше, чем прежде. Нет, дела были все те же, обычные домашние дела, к которым она давно привыкла. Разве что еще читала английские книги и слушала кассеты.
Но самое важное происходило теперь в ней самой. Лиза прислушивалась к тому, как растет ее мальчик, и каждый новый день отличался от предыдущего именно тем, что происходило с ним.
То она волновалась: почему он сегодня такой вялый – не толкается, не брыкается, а только чуть-чуть шевелит ножкой? То ей казалось, что он перевернулся и лежит теперь неправильно, – и она покрывалась холодным потом от страха. То она радовалась тому, как весело он плещется там, в своей темной чаше, – и улыбалась без видимой причины, вдруг остановившись где-нибудь в саду с ножницами в руках.
Юре больше всего нравилось «ловить» его ладонью. Он прикладывал руку к Лизиному животу, и ребенок, ненадолго прислушавшись, колотил в то самое место, где лежала рука. Юра смеялся, как будто мальчик был уже здесь, как будто они уже играли с ним где-нибудь на лужайке перед домом.
– Откуда он знает, а? – удивлялся он этой невидимой догадливости своего ребенка. – Он что, чувствует, где моя рука?
– Почему бы и нет? – улыбалась Лиза. – Разве он глупый?
– Тогда почему сразу убегает? – слегка обижался Юра.
– С чего ты взял, что он убегает? Он просто играет с тобой. Футболит твою руку, вот и все, ему же хочется с тобой поиграть.
Они часто ездили по вечерам слушать музыку. Лиза слышала, что это необходимо ребенку, да она и сама любила торжественную пышность Большого театра, и изысканность Консерватории, и уют старинных особнячков…
Когда Юра был занят, с ней ездил Виталик Гремин, и Лиза с удовольствием выслушивала его комментарии по дороге домой.
Однажды даже Оксана выбралась на симфонический концерт. Вернее, Лиза уговорила ее поехать. Ксеня смешно скривила маленький носик:
– Лиз, ну ты же знаешь, не очень я это люблю. Я ж и на пианино занималась, и все, а не люблю серьезную музыку, ну что теперь делать? А сидеть притворяться, что слушаю…
