Юля надела длинный светло-сиреневый плащ из какой-то необыкновенной блестящей и шуршащей ткани, похожей на фольгу, перебросила через плечо ремень большой кожаной сумки, мгновенно взглянула в зеркало, висящее на стене, поправила волосы; звякнули браслеты на ее запястьях. Быстро оглядев палату, она взяла со стула книгу в яркой обложке и бросила в сумку.
– Все, Сережа, пока! – простилась она. – Смотри, ты же знаешь… Я позвоню вечером, не волнуйся.
Она склонилась над лежащим в кровати, коснулась губами его щеки, потом пронеслась к двери, легко ступая на тонких шпильках.
– Езжай осторожно, не гони, дорога скользкая! – крикнул ей вслед мужчина.
Он помолчал, слушая, как стучат по коридору Юлины каблучки, потом повернулся к Лизе:
– Что ж, девушка, придется вам приступить к своим обязанностям, раз пообещали. Я с той стороны у двери стою, зовите, если что.
«А ведь это охранник», – поняла Лиза.
С тех пор как она приняла охранника Виктора за его приятеля, она больше не ошибалась. У них был особый взгляд, у этих людей, и движения какие-то пружинистые.
Охранник вышел в коридор, а Лиза поменяла флакон на капельнице и села на стул у кровати. Прозрачная трубочка вела к руке лежащего мужчины. Лиза впервые взглянула на него. Он спал или был без сознания – лицо совершенно белое, без кровинки, закрытые глаза обведены синевой, темно-русые волосы прилипли ко лбу. Лиза заметила, что глаза у него какие-то необычные – широко поставленные. На нем была белая рубашка с завязками у ворота, но не больничная, а из тонкого льняного полотна; видно было, что вся грудь под ней в бинтах.
Лиза не могла понять, дышит ли он, и даже испугалась: а вдруг он умер? Но словно для того, чтобы ее успокоить, ресницы у больного дрогнули, глаза приоткрылись. Он взглянул на Лизу, прошептал: «Юля?» – и тут же снова закрыл глаза.
– Я не Юля, – зачем-то сказала она, понимая, что он уже не слышит.
Лиза выглянула в коридор.
– Скажите, а он не умирает? – спросила она у охранника. – Может, его в реанимацию лучше? Он стал совсем как мертвый…
– Он и есть почти что мертвый, – ответил охранник. – Столько свинца вкатили, шутка ли.
– А что с ним случилось? – спросила Лиза.
– А это, девушка, не ваше дело, – отрезал охранник. – Ваше дело – флаконы менять.
Лиза обиделась и закрыла дверь. Нашли прислугу!
«Возьму сейчас и уйду, будут знать», – подумала она с детской обидой.
Уходить она, впрочем, не собиралась. Куда теперь уйдешь, не оставлять же его, такого! Делать ей было нечего.
«Хоть бы книгу оставила», – подумала она об исчезнувшей Юле.
Время от времени поглядывая на капельницу, Лиза снова села на стул у кровати и всмотрелась в лицо лежащего.
Хоть и были закрыты его глаза, ей показалось, что печать страдания и одновременно удивления лежит на этом лице.
«Конечно, – размышляла она. – Ведь ему больно, наверное?»
Она не могла определить, сколько ему лет. Волосы на висках немного серебрятся – но совсем чуть-чуть, а это ведь когда угодно может быть. Одна бровь рассечена у самого края светлым старым шрамом – едва заметно, и от этого даже сейчас кажется, что она удивленно приподнята. Глаза действительно необычные, чуть ли не у висков.
«Такие у художников бывают, – вдруг вспомнила Лиза. – Кто это мне говорил – Наташа, что ли? Но он, конечно, вряд ли художник».
Лиза уже приготовилась сидеть здесь не меньше чем до вечера и даже обрадовалась немного – вот и занятие! – как вдруг дверь приоткрылась.
– Юлия Георгиевна, вы уж меня извините, беда с этими электричками!
В палату заглянула аккуратная старушка в белом халате. Увидев Лизу, она недоуменно спросила:
– А жена его где же?
– В Париж улетела, – ответила Лиза. – Очень вас ругала, между прочим.
– Да я и говорю, – зачастила сиделка, – две электрички подряд отменили, ну что ты будешь делать! В третью и то еле втиснулась…
Что ж, значит, можно идти. Лиза почему-то вздохнула и пошла к выходу. У двери она обернулась. Лицо раненого почти сливалось с подушкой, только темнели брови – правая удивленно приподнята…
– До свидания, – сказала Лиза – то ли сиделке, то ли ему.
– Путь добрый, детка, – ответила старушка. – Спасибо, что посидела.
Когда Лиза вышла на улицу, совсем рассвело. Ноги заскользили по талому снегу, мокрый ветер прильнул к разгоряченным щекам.
«Куда теперь идти?» – подумала Лиза и неожиданно поняла, что задала себе этот вопрос без той горечи, которую вкладывала в него еще вчера, да и сегодня утром.