– А звукореж наш и придумал. Классно работает, правда?
– Правда, – подтвердил Псковитин. – Даже певец ему не слишком мешал. Ну, бывай, Костя, спасибо.
– Мы придем еще. – На прощание Юля одарила мальчика пленительным взглядом невозмутимых глаз. – Спасибо за чудный вечер!
Юлин темно-синий «Рено», на котором она ездила в Москве, стоял рядом с клубом. До высотки на Котельнической набережной доехали по вечерним улицам быстро. Юра молчал, глядя на дорогу, и Сергей, сидевший рядом с ним, не знал, как прервать это молчание. Молчала и Юля, ее почти не слышно было на заднем сиденье.
Они вошли в огромный подъезд, и Сергей вспомнил, как пришел сюда впервые, когда Юрка только что купил эту квартиру.
– Ничего себе! – удивился он тогда. – Зачем подъезды-то большие такие? Лучше бы квартиры сделали побольше.
– Не волнуйся, – улыбнулся Ратников. – На квартиры тоже осталось. А что, пусть будут большие подъезды, разве плохо? Это ведь что-то значит…
– То есть? – удивился Псковитин.
– Это значит, что у здания есть какая-то скрытая идея, которая не умещается в его назначение, понимаешь? Я, когда квартиру здесь решил покупать, специально присмотрелся – и в МИДе, и в «Украине». Да и в университете то же самое. Они все не примитивные, не для того только, чтобы есть да спать.
– Нравится тебе сталинская мощь! – усмехнулся Псковитин.
– При чем здесь мощь, да еще сталинская? Я и сам пока в этом не разобрался – что так привлекает в этих излишествах.
Сергей не понял тогда, о чем говорил Юра. Так бывало часто: он не понимал, но это было неважно. Когда Ратников говорил что-нибудь такое, Сергей видел то, чего не видели многие понимавшие, – Юрину светящуюся душу…
Юрка любил сидеть на кухне. Да разве он один, многие в Москве сохранили привычку к кухонным посиделкам, даже если семья переставала ютиться в малометражке и в них не было больше необходимости.
Но Юля накрыла кружевной скатертью низенький столик в просторной гостиной, расставила бокалы, нарезала сыр, принесла фрукты. И они уселись втроем в огромные кресла вокруг стола, глядя друг на друга, – люди, знающие друг друга с того самого момента, когда вспыхнуло их сознание в младенческой тьме.
Они молчали.
После того как та мгновенная и мучительная догадка пронзила Сергея, он украдкой наблюдал за Ратниковым и Юлей, с тоской ловя подтверждение. На столе горели свечи в хрустальных подсвечниках, живые огоньки пламени плясали в Юлиных глазах… Юрины глаза были опущены.
Сергей не считал себя особенно проницательным человеком во всем, что касалось едва уловимых нюансов человеческого поведения. Жизнь приучила его быстро анализировать ситуации, доверять чутью в ожидании опасности, и все это требовало столько сил, что на другие тонкости их просто уже не оставалось.
Но сейчас он чувствовал себя так, словно у него открылось какое-то необъяснимо зоркое понимание происходящего. Он понимал, о чем думал Юра, когда смотрел на танцующую жену. Он понимал причину непроницаемости ее взгляда. Он понимал, что именно позволяет ей держаться с той светской непринужденностью, которой многие так никогда и не достигают. Юля была настоящая светская женщина, и дело было не только в парижской выучке – скорее, выучка лишь пришлась впору. В ней, в ее восхитительном теле и загадочной душе, чувствовалась какая-то неведомая дистанция. Сергей отчетливо ощущал ее, хотя не понимал, от чего так отстранена жена его друга Юля Студенцова…
Он спросил ее об агентстве, хотя его мало интересовали подробности – во всяком случае, до тех пор, пока они не затрагивали безопасности «Мегаполис-инвеста». Юля рассказала вкратце, и Псковитин еще раз отметил, как точно, без лишних слов, она умеет изложить главное. Она и в школе была отличницей, ее часто вызывали, чтобы подвести итоги урока или для чего-нибудь в этом роде.
«Ничего удивительного, что она тоже занялась бизнесом», – подумал он.
Сергей знал толк в красивых женщинах, и, хотя Юля никогда не привлекала его как мужчину, он даже без всякого практического интереса понимал, как она хороша. Неудивительно, что молоденький Стас Незвецкий обалдел, едва взглянув на нее!
В свои тридцать три года она сохранила девическую матовость кожи, стройность фигуры и блеск пышных золотисто-каштановых волос. Но вдобавок ко всему этому Юля приобрела то, чем не обладают юные девушки: поразительное умение держаться, выверенность каждого движения, жеста и взгляда.
«Зачем ему Лиза? – снова с тоской подумал Псковитин. – В Юльке же все есть, что нужно для счастья…»
Но в то же мгновение, когда он подумал об этом, – он усомнился в своей уверенности, глядя в таинственные свечные блики в ее глазах.
В эти минуты, у себя дома, рядом с любимым и любящим мужем, Юля была настолько сама по себе, что казалась инопланетянкой.
«Может, она всегда была такая? – подумал Сергей. – Да ведь я не замечал как-то, и Юрка, по-моему, тоже».
Ему не пришло в голову, что сам он почему-то заметил Юлину отстраненность только тогда, когда она стала очевидной для Ратникова.
– Как я устала, Юра, – вдруг сказала она. – Просто передать не могу, как я устала. Пока работаю – не чувствую, а стоит попасть в Москву – и хочется лечь на диван, ноги вытянуть и смотреть в потолок. Сил нет.
