как жизнь повернется!
И, ласково похлопав Ратникова по плечу, Парин вышел на улицу, под руку с Лидией Андреевной, прямо к мощному черному «Мерседесу» с тонированными стеклами.
Их машина тоже подъехала к самому входу, Лиза даже не успела вздрогнуть под порывом осеннего ветра. Словно счетчик невидимый включился в ее голове, и каждый щелчок отдавался болью: минута, еще одна – скоро мелькнут справа огни метро «Аэропорт»…
Она не сразу поняла, что они едут совсем в другую сторону. Ей только показалось, что дорога длится слишком долго. Взглянув в окно, она заметила, что машина объезжает пустой постамент на Лубянке, выходит к набережным – и тут же вся кровь бросилась ей в лицо. Она поняла, что Юра везет ее не к ней домой, и не в силах была поднять на него глаза.
Это должно было произойти, это должно было произойти непременно, и она ждала этого, и боялась, и не решалась признаться себе самой, отчего трепещет ее сердце каждый раз, когда между ними захлопывается дверь ее подъезда… И вот – они едут куда-то вдвоем, Юра не произносит ни слова, и она понимает, что не нужны сейчас никакие слова…
Громада высотки на Котельнической набережной выросла перед нею совершенно неожиданно. Как ни странно, Лиза до сих пор не знала, где живет Юра.
Они вышли из машины, остановились у величественного подъезда. Лиза не чувствовала холода, хотя ветер подхватывал ее легкое платье. Юра не отпускал машину, глядя на Лизу с каким-то странным, почти умоляющим ожиданием.
– Я не спросил тебя… – сказал он наконец. – Я не мог отвезти тебя сейчас и расстаться, я не могу больше так, Лиза…
Он выговорил ее имя растянуто и нежно, и она вздрогнула, проваливаясь в манящую глубину его голоса.
– Отпусти машину, Юра, – сказала она.
Лицо его просияло, он махнул шоферу и обнял ее за плечи.
Квартира встретила их таким пугающим молчанием, что Лизе стало не по себе, когда они вошли в темную прихожую. Юра тут же нажал на выключатель, вспыхнул светильник высоко под потолком.
Когда они ехали в машине и он не отводил ее руку от своих губ, когда он обнял ее у подъезда, – Лиза не чувствовала ни малейшего смущения, только счастливый трепет, только желание продлить каждое мгновение. Но сейчас, в глухой и словно бы зловещей тишине его огромной квартиры, она растерялась, почувствовала неловкость и неправильность происходящего. Может быть, если бы он поцеловал ее сразу, в прихожей, вся неловкость тут же исчезла бы. Но и Юра смотрел на нее как-то растерянно, словно не решаясь прикоснуться.
Они прошли в просторную гостиную, и, остановившись на пороге, Лиза беспомощно огляделась. Хотя Юра и зажег стоящий в углу высокий торшер, похожий на фонтан – со множеством лампочек на длинных изогнутых стеблях, – ей казалось, будто тьма подступает со всех сторон, выдавливает ее из этой комнаты, из этого величественного дома, отрывает от Юры…
Она выпила у «Максима» немного шампанского и «Мюзини», но не чувствовала даже легкого хмеля – наверное, от охватившего ее волнения. Сейчас ей хотелось выпить, и, кажется, Юра почувствовал это, потому что тут же предложил:
– Знаешь, какое есть вино? «Бахчисарайский фонтан», года два уже у меня стоит, будем надеяться, не испортилось. Я его в юности любил. Молодое вино, похоже на красное шампанское, но очень молодое. Опасное, – улыбнулся он. – Кажется легким, а в голову бьет мгновенно. На пляже хорошо было пить в Крыму…
Вспыхнула подсветка в баре, на низеньком столе оказалась бутылка с белой и красной розами.
– Я сейчас виноград принесу, да? – сказал Юра. – Правда, будет как в Крыму.
Его даже не слышно было на кухне, так велика была эта квартира. Неожиданно Лиза поняла, отчего так неловко ей здесь. Присутствие другой женщины, его жены, было так ощутимо, что казалось почти физическим. Стараясь не вглядываться в то, как расставлена мебель, какие висят на стенах картины, Лиза все равно знала, что все это сделано здесь этой женщиной, что ей принадлежит каждый угол этого жилья, что здесь витает ее дыхание…
Это было странное ощущение! Одновременно с присутствием здесь невидимой женщины Лиза чувствовала и какое-то безнадежное запустение этого дома. При мысли о том, как Юра входит сюда вечерами и все это огромное, пугающее молчание обрушивается на него одного, сердце у нее сжалось.
Он снова показался в дверях, поставил на стол большое блюдо с золотисто-зеленым прозрачным виноградом. Он был уже без пиджака и галстука, рукава светлой рубашки закатаны.
– Выпьем за тебя, Лиза, – сказал Юра, садясь в кресло напротив.
– Почему за меня? – спросила она.
– Разве это надо объяснять? – Он смотрел на нее, не отводя взгляда, и Лизе казалось, что тонкий невидимый луч соединяет их глаза. – Можно я просто так на тебя посмотрю?
Ее поражала его неожиданная робость. Юра не был болтлив, но она ни разу еще не чувствовала, чтобы разговор доставлял ему затруднения. Теперь же он казался ей растерянным мальчиком, и это новое, непривычное его состояние наполняло ее каким-то щемящим чувством.
– Правда, Юра, – сказала Лиза через минуту. – Удивительное вино, никогда такого не пила!
– Что, лучше «Мюзини»? – улыбнулся он. – Я «Мартеля» выпью, да?
Он порывисто поднялся и достал из бара начатую бутылку. Плеснул в тот же высокий бокал, в котором только что искрился «Бахчисарайский фонтан», но не выпил, а остановился рядом с Лизой. Она подняла глаза. Юра смотрел на нее, и ей показалось, что непреодолимый магнит притягивает ее к нему.
Она забыла о гнете, который ощущала в этом чужом пространстве, о своем недавнем смущении, смятении, растерянности, – она приподнялась навстречу его призывному взгляду и сама не заметила, как ее руки легли на его плечи.
