никогда.
Он не помнил, что ответил Юрке. Да это было и не важно, самое главное тот почувствовал без слов, как чувствовал всегда. Они разговаривали допоздна. Словно получив от Сергея разрешение на долгий рассказ, Юра говорил о тех годах, которые прошли где-то в другой жизни.
– Я понимаю, ты вправе думать: вот, прижало его, он обо мне и вспомнил…
– Я не думаю, – перебил его Псковитин. – Мне неважно, Юр, почему ты обо мне вспомнил.
Юра посмотрел на него быстрым и благодарным взглядом, продолжал:
– Я не поэтому вспомнил о тебе, Серега, поверь. Но меня и вправду прижало, я держусь из последних сил.
– То есть? – вскинул бровь Псковитин. – Наехали, что ли?
– Я не об этом. Конечно, наезжают, в меру круто. Пока еще зовут под «крышу» – то одни, то другие, кусочек-то лакомый.
– А ты, ясное дело, под «крышу» к ним не хочешь? – усмехнулся Сергей.
– Не хочу! – решительно произнес Юра. – Не хочу и не пойду, хоть сдохну.
– Но ведь все так работают, Юра, тебе ли не знать! Жизнь такая, нельзя по-другому.
– Можно. – Глаза у Юры стали стальными. – Можно. А если я не могу, надо идти в дворники, вот и все. Пойми, я не из-за своих амбиций не хочу идти под бандитов. Просто им нельзя уступать ни на шаг. Иначе они меня все равно сожрут со временем. Зачем я им буду нужен? Держал бы я киоск у вокзала – другое дело: плати себе потихоньку и горя не знай. А для меня это просто закон самосохранения. Раз уступил – и конец, проглотят – не подавятся.
Он встал, закурил, прошелся по кухоньке. Сергей прикрыл дверь, чтобы сигаретный дым не шел через коридор в комнату, где спала Вера Францевна.
– Но я все-таки не об этом хотел тебе сказать, Сережа. Бандиты бандитами, а мне не из-за них тяжело сейчас. Мне кажется, я теряю нить, по которой шел, утрачиваю смысл…
– Тебе надоело, неинтересно стало? – спросил Сергей, зная Юркину способность остывать к делу, которое казалось ему исчерпанным.
– Нет. Если бы надоело – ты же понимаешь, я бы взялся за другое. Но мне стало казаться, что не я управляю своим делом, а оно управляет мной, понимаешь? Оно определяет мой образ жизни, оно мне диктует все – как одеваться, где проводить вечера, с кем общаться и кого избегать… Меня просто пот прошиб, когда я это понял: да что ж, думаю, такое, и ради этого я положил годы? А тут еще эти наезды начались, как только раскрутился. Теперь, значит, еще и задницу им лизать, чтоб в живых оставили и дали работать?
– Лизать ты все равно не будешь, – сказал Сергей. – Да и не надо это, ты прав. Я все понял, Юра, и я согласен.
Псковитин сказал: «Я понял», – хотя на самом деле, как он сам догадывался, ему была ясна только часть сказанного. Но это было неважно. Так всегда бывало между ними и прежде, еще в детстве: он внимательно слушал Юрку и тут же выхватывал из его речи то, что относилось непосредственно к нему, Сергею. Нет, это не значило, что остальное было неважно для него, наоборот, именно в «остальном» и видел он Юркино умение обуздать жизнь, привести ее в ясную форму при помощи неясных слов. Псковитин успокаивался, слыша его непонятные слова и видя ясный блеск его глаз…
И, отвечая на вопросительный Юркин взгляд, он пояснил:
– Ты же хочешь, чтобы я тебе помог? Ну я и сделаю, что смогу.
Так переменилась Сергеева жизнь, и он был благодарен судьбе за эту перемену – за это спасение от бессмысленности и пустоты.
В ту ночь он спросил все-таки:
– А что Саша об этом говорит – ну, насчет «крыши» и чтоб свою службу безопасности делать?
– Ничего, – отрезал Юрка. – С Сашей разошлись пути, я просто не хотел тебе говорить, чтобы ты не подумал, будто я из-за этого пришел к тебе.
Сергей не стал спрашивать, почему это произошло, он только вздохнул с облегчением. Все равно он уже не ушел бы от Юры, а видеть постоянно Сашу Неделина ему вовсе не хотелось.
С практической точки зрения в Юрином предложении не было ничего ошеломляющего. Многие сослуживцы Псковитина разбрелись по коммерческим структурам во время общей неразберихи и нищеты. Из разговоров с ними Сергей знал, что в этой работе нет ничего особенно трудного.
Конечно, у него не было экономического образования, он никогда не работал в бизнесе. Но зато у него было безошибочное чутье защитника, за которое ценили его солдаты в Афгане и сослуживцы-офицеры в «Вымпеле». Ну и связи, конечно, и немалые практические знания – это тоже на дороге не валяется.
И ему некого было бояться. Нет, он не фраерился, не нарывался – но он не боялся никого, и это сразу чувствовалось.
Правда, стремительный взлет «Мегаполис-инвеста» был еще впереди, и поэтому на Ратникова еще не успели наехать по-крупному. А когда спохватились, примерно через год, было уж поздно: фирма была защищена непрошибаемой стеной псковитинской службы безопасности.
Сергей знал, что теперь их не может разделить ничто. К нему наконец пришла та спокойная уверенность в себе и в будущем, без которой мир распадался на отдельные непонятные фрагменты.
И вдруг, когда все шло так хорошо и ясно, – появилась Лиза, и сияние ее зеленых глаз пронзило Сергея любовью и болью…
Он повесил трубку первым. Что ж, она не хочет его видеть, было бы странно, если бы не так. Она сидит сейчас у себя в комнате и смотрит в стенку, как будто пытается прочитать на ней ответ: что ей теперь делать? И он ничем не может ей помочь.
