– И что же мама тебе сказала на это?
– А что она могла сказать? Она ведь понимает. Ты разве забыл, Коля, мама у нас все понимала всегда, что мы с тобой делали. Конечно, у нас с ней был разговор перед отъездом, но не об институте.
– А о чем же?
Лиза промолчала; ей не хотелось об этом говорить.
– Что ты пристал к девочке? – вмешалась Наташа. – Почему это она должна заниматься тем, что ей неинтересно? И вообще, что ей делать в Новополоцке, когда там химия твоя прямо в воздухе летает? Посмотри на нее – ну что ее там ждет? – И, ободряюще взглянув на Лизу, она продолжала: – Приехала к нам – вот и отлично. И надо подумать, что ей дальше делать, а не цепляться за этот никому не нужный институт. А правда, Лизочка, чем бы ты хотела заниматься?
Если бы она могла ответить на этот вопрос! Да и многие ли девятнадцатилетние девушки знают ответ на этот вопрос? Хорошо Наташе: она с детства была уверена, что поступит на филфак, и вообще она такая целеустремленная, просто позавидуешь… А Лиза – конечно, она любит читать, и даже плакала над «Евгением Онегиным», стыдясь признаться в этом кому-нибудь из подруг, и сочинения в школе всегда писала хорошо, – но ведь она никогда не связывала все это со своим будущим, с профессией. Вообще, ей и самой казалось странным: вроде, все считали ее умницей, да и не было у нее причины думать, что это далеко от истины, но будущее… Оно представлялось ей совершенно туманным, каким-то неопределенно- прекрасным, и она не могла назвать ни одного конкретного дела, которое казалось бы ей привлекательным. Потому она и задумалась сейчас: как ответить на простой Наташин вопрос? Хорошо, что та и не требовала немедленного ответа.
– Да ты не волнуйся, Лиза, не знаешь – потом узнаешь. Тебе сейчас надо в жизнь всмотреться, себя понять, вот о чем следует подумать. Правда, Николка?
Николай совсем не был уверен, что лучшее занятие для сестры – всматриваться в жизнь. Да и что это такое? Он был человеком действия и всегда знал, что лучшее разрешение любой ситуации – простое и очевидное. А себя понять – это так неопределенно, так зыбко, и как Наташа вообще себе это представляет, да еще для Лизы? Нет уж, ей лучше подумать, куда поступать. Разумеется, в Москве, он ведь и сам не захотел учиться в Новополоцке, хотя тамошний политехнический считался неплохим.
Но и Наташа была человеком практичным, просто ее практичность была более связана с потребностями человеческой души, которые она считала не менее насущными, чем требования повседневности. И эта-то практичность подсказывала ей сейчас: не время еще Лизе выбирать что-то определенное, ей бы с собою сначала разобраться, со своей душой. Достаточно поторопиться сейчас – и снова будешь с тоской просыпаться по утрам…
Лиза благодарно посмотрела на Наташу. Какая она умная, как хорошо все понимает! И правда, куда торопиться? Впереди – почти полгода в Москве, не может быть, чтобы она, Лиза, не почувствовала, чего же ей хочется.
– Нет, ты не подумай, я тебя тоже не тороплю, – поспешил добавить Николай, – но все же… Хорошо, если бы ты решила куда-нибудь поступать этой же осенью. Пока ты здесь, я бы тебе помог подготовиться, и маме было бы спокойнее, я уверен. Подумай, Лизушка, все это не так скучно, как тебе сейчас кажется!
– Ну и прекрасно! – подытожила Наташа, сглаживая легкую напряженность разговора. – Лиза поживет у нас, осмотрится, а там видно будет. А сейчас – спать, ребята, иначе я завтра просто не встану. Ведь неделю почти без сна, вот приеду в Германию и вместо работы впаду в летаргию.
Лиза пошла в ванную последней, когда Николай и Наташа уже закрыли за собою двери спальни. Включила длинную матовую лампу над зеркалом и вдруг словно впервые увидела себя… Кто это смотрит из серебристой зеркальной глубины – она, Лиза? Она не слишком привыкла заниматься своей внешностью, часами разглядывать себя в зеркале, подбирая косметику или прическу, как большинство ее подруг. Это было не равнодушие к своей внешности, а что-то совсем другое – незнание себя? Лиза никогда не думала о себе отвлеченно, она так привыкла к себе – обычной, предсказуемой, – что даже не знала толком, как выглядит, красива ли она. Она и сейчас не могла бы сказать этого наверняка, но что-то поразило ее сегодня в собственной внешности, заставило пристальнее вглядеться в свое отражение. Матовая лампа не освещала всей ванной, и из полумрака на Лизу глядела совсем юная девушка: мягкий, светящийся абрис округлого лица, светлые, с пепельным оттенком, волосы заплетены в длинную косу, только на лбу и на висках трепещут выбившиеся легкие завитки, губы полуоткрыты, и от этого выражение лица кажется не то растерянным, не то манящим. Будь Лиза постарше и поопытнее, она могла бы оценить, как пленительно это сочетание несовместимых черт, воплощенное в нежной линии ее губ. Но об этом ли ей было думать! И – глаза… В них-то главным образом и всматривалась Лиза с таким удивлением, точно видела впервые. Непривычное освещение заставило ее глаза сиять особенным, загадочным светом, который так и лился из их прозрачной виноградной глубины. Какое-то странное, таинственное обещание переливалось в них, и Лиза даже испугалась на мгновение: впервые в жизни ей показалось, что она не знает, чего ждать от самой себя уже через минуту…
Она торопливо включила верхний свет. Глупости какие, померещится же черт знает что! Просто устала с дороги, впечатлений много, а она ведь вообще впечатлительная, это и мама ей всегда говорила. Надо принять душ и отправляться спать поскорее. Завтра Наташа весь день будет собираться, почти все их вещи до сих пор по чемоданам и ящикам, предстоит, как она сказала, настоящее светопреставление!
После душа, набросив длинный махровый халат, который дала ей Наташа, Лиза распустила косу, и волосы накрыли ее плечи светлым, блестящим водопадом. Расчесавшись, она вновь заплела их и, стараясь не шуметь в темноте, пошла в гостиную, где ей было постелено на том самом роскошном диване.
Лиза уснула быстро, даром что на новом месте, и снилось ей, наверное, что-то ясное и счастливое: она то и дело улыбалась во сне, только вот никто этого не видел.
Глава 2
Лиза Успенская родилась в Новополоцке и, если не считать редких поездок к брату в Москву, никуда оттуда не уезжала. Не потому что она в свои девятнадцать лет была домоседкой, а просто – так уж складывалось, куда ей было особенно ездить одной? Однажды в детстве мама возила их с Колей на Черное море, но для вдовы-учительницы с двумя детьми это было накладно, и Лиза в основном проводила лето в лагере на берегу Западной Двины, которая плавным своим течением делила город на старинный Полоцк и индустриальный Новополоцк. Еще ездили однажды с классом на зимние каникулы в Петербург, и этот город поразил Лизу, но совсем иначе, чем Москва: она до сих пор помнила его величественную холодность. Но та школьная поездка так и осталась единственной.
Наверное, она любила бы путешествовать – во всяком случае, еще лет десяти с удовольствием брала в библиотеке книги о разных странах, подолгу листала их перед сном. Но в ее вынужденном сидении дома не было ни капли горечи. Лиза так же не замечала того, что никуда не ездит, как не замечала тесноты в квартире. Потом, потом ее ждет что-то совсем другое, и стоит ли убиваться оттого, что жизнь не
