– Не-ет, – протянула Аленка. – А ты куда поедешь?
– Я хочу завтра улететь в Москву, – сказала Лера.
Она ожидала, что Аленка начнет расспрашивать, отчего она уезжает так внезапно, и даже придумала что-то о звонке из театра и о неожиданных проблемах с отправкой реквизита за границу. Но Аленка сказала совсем не то, чего Лера ожидала:
– Мам, а ведь Митя не в Москве, он в Финляндии. Зачем же ты едешь?
– Я… – растерялась Лера. – Я должна… А откуда ты знаешь, где он? – спросила она, чтобы не отвечать на этот единственно точный вопрос.
– А он мне звонил, – помедлив, сказала Аленка. – Еще в самом начале, когда мы только что сюда приехали. И потом еще раз…
– Откуда же он узнал телефон? – удивилась было Лера. – Ты ему говорила?
– Да нет, я же тоже не знала. – Кажется, Аленка только сейчас об этом подумала. – Правда, откуда? Да он же всегда все узнает, что хочет, мам, ты не знаешь разве?
– Что же он тебе сказал? – тихо спросила Лера.
– Спросил, нравится ли мне здесь. Сказал, что у него подряд идут концерты. Я спросила: Митя, ты устал? А он сказал: я устал, но это хорошо. – Словно заметив единственный вопрос, стоящий в Лериных глазах, Аленка добавила: – Он спросил: как мама? Я сказала, что не знаю… Я же правда не знаю, мам! Я что-то неправильно сказала?
– Нет, милая, все правильно, – покачала головой Лера. – Я и сама не знаю, как я…
– Ну вот, я ему сказала: Мить, приезжай к нам! А он говорит: нет, я поеду сразу в Эдинбург и буду там ждать остальных. И все! Мама, а Эдинбург – это что? – с любопытством спросила Аленка.
– Шотландия. Там Вальтеру Скотту памятник есть. Помнишь, я тебе рассказывала про Айвенго? Это Вальтер Скотт написал. Там будет театральный фестиваль, и наш театр тоже поедет.
– Ой, а меня ты возьмешь? – обрадовалась Аленка. – Или я еще в Барселоне буду?
– Я не поеду в Эдинбург, Аленочка, – сказала Лера. – Я останусь в Москве.
– Почему?
В Аленкином голосе удивление смешалось с сочувствием.
– Потому что у нас теперь очень хороший администратор, и он прекрасно справится без меня. А мне надо быть летом в Москве, чтобы заниматься парком. – Лере казалось, что ее голос звучит спокойно и убедительно. – Поэтому я и хочу уехать отсюда пораньше.
– А-а… – протянула Аленка, но по ее глазам было видно, что Лерины слова вовсе не показались ей убедительными. – Ну ладно, тогда пусть Зоська меня отвезет в Барселону.
– Что еще за «Зоська»? – слегка возмутилась Лера. – Она что, подружка тебе?
– Да какая разница! – махнула рукой Аленка, и Лера едва сдержала улыбку при виде этого жеста. – Мам, а я вспомнила, что мне Митя тогда сказал… Ну, помнишь, когда мороженое мне купил, я тебе рассказывала. Когда я его спросила, а про что же стоит думать.
Лера молчала.
– Он тогда засмеялся и сказал: чем сердце успокоится, вот про что! Это что значит, мама?
Аленка смотрела вопросительно, но Лера не могла ответить: ком стоял у нее в горле.
– А что это за песенку ты пела? – спросила она наконец вместо ответа. – Помнишь, когда мы из аэропорта ехали? Что-то про бубен, про ленту… Это тебя Анна Андреевна научила?
– А! – вспомнила Аленка. – Нет, Митя научил. Это Шостакович написал песенку, она испанская, вот я ее и пела. Мы же в Испанию прилетели!
– Шостакович? – удивилась Лера. – Такую простую?
И тут же она вспомнила про оперу «Леди Макбет Мценского уезда», про Тамару – и ниточка, натянувшаяся в сердце, ослабела, обвисла…
– Спи, – сказала она, протягивая руку к настольной лампе. – Спи, солнышко, я тоже лягу.
Глава 13
Лера ехала из Шереметьева домой и думала о том, что завершился круг ее жизни.
Это не были мысли о смерти. Вообще в ее мыслях не было ничего торжественного или величественного. Было только что-то похожее на усталость. Но и не усталость, а просто пустота.
Она вспомнила, как однажды ехала по этой же самой дороге, вернувшись из Берлина – домой, потом в Ливнево… Сейчас ей тоже предстояло заехать домой, а потом скорее всего в Ливнево – узнать, не случилось ли чего в театре в ее и Митино отсутствие. Хотя если бы случилось, она бы и так уже знала. Да и не слишком долго ее не было, неделю всего.
Вот в этом повторении событий как раз и была печальная завершенность. Как будто только оболочка осталась от того, что было прежде событиями, живыми и яркими.
Да и от нее самой осталась только оболочка.
Зоська только пальцем у виска покрутила, узнав о Лерином неожиданном отъезде.
– Нет, что ни говори, – решительно заявила она, – а любовь – это прежде всего божье наказанье, а уж потом все остальное! Если еще есть остальное… Ну чего ты мечешься, а? Чего от Игоря шарахаешься? Насилует он тебя, что ли? Приятно время провели и разошлись, что может быть лучше!
