— О... о том, что лето не может длиться вечно. Это лето — как обрывок сна.
— Правда?
Я сжимаю его плечо.
— Перестань. Конечно, правда.
— Как скажешь.
— Я же писательница. Раз я говорю, что лето похоже на сон, значит, так оно и есть, черт возьми.
Он смеется.
— Знаешь что?
— Что?
— Ты романтик.
— Ничего подобного!
— Да-да, ты романтик. Притворяешься, что это не так, но на самом деле так оно и есть.
— Ну ладно. Теперь ты. Чего бы тебе хотелось?
— Мое желание — секрет.
— Не может быть, — говорю я. — Скажи.
Он на минуту задумывается.
— Это настоящее желание.
— Как это?
— Обещаю тебе рассказать, когда закончишь писать. Договорились?
— Хорошо. Но почему?
— Потому что я хочу открыть тебе эту тайну после того, как все закончится.
Я его почти не слушаю.
— Мило.
— Да...
Мы еще долго лежим и мечтаем, пока часы не бьют семь.
— Лиз?
— Да?
— Мы не можем лежать здесь весь вечер.
— Почему?
— Так нельзя.
— А мне хочется, — улыбаюсь я.
— Мне тоже. Но от этого суть не меняется.
— Тогда давай хотя бы еще чуть-чуть, — прошу я.
Жить одному по-своему неплохо, но жить с кем-то — это нечто совершенно новое и особенное. Даже если жить вместе совсем недолго. Сегодня, несмотря на нашу близость — а может, и благодаря наглей близости, — Яма кажется чем-то очень далеким, похожим на полузабытый сон. Эти несколько часов становятся для меня средоточием всего мира, а то, что было до и после, словно утрачивает резкость, выцветает. Если бы мы могли жить только в настоящем, не размышляя о том, что было или будет, жизнь стала бы намного легче. Но мы слишком часто не обращаем внимания на сегодняшний момент, зато мысли о прошлом и предвкушение будущего заполняют наше сознание бесплодными сожалениями и иллюзиями. Думаю, отчасти это и делает нас такими, какие мы есть; но сейчас так приятно хотя бы ненадолго забыть об остальном мире и просто быть вместе.
Наконец мы одеваемся. Каждого из нас ждет свой, отдельный мир, где от нас требуются разные вещи.
— А когда он вернулся, то пропустил два учебных года и выпускные экзамены. Вся жизнь коту под хвост. — Фрэнки помолчала. — Несладко ему пришлось, но все равно он никому не нравился.
— Я даже не знал этого парня, — пожал плечами Майк.
Если верить времени, которое показывали часы, день клонился к вечеру. Лиз готовилась к ужину, вынимая из рюкзака и раскладывая вокруг пакетики с рисом и картонные коробки.
— Знаете, я вовсе не этого ожидал, — неожиданно выпалил Джефф.
— Ты о чем?
— Об этом. О Яме. Понимаете, от Мартина всегда ожидаешь чего-то большего... Не знаю...
— Чего-то более сногсшибательного? — подсказала Фрэнки.
— Ну да. Более необычного. Вы же знаете, какие крутые хохмочки у него в багаже.
— Крутые хохмочки — это еще мягко сказано, — заметил Майк. — Вспомните Гиббона. И инцидент с Лоу.
— Он же говорил, что это эксперимент с реальностью, — напомнила Алекс. — Может, на этот раз все по-другому.
— Хочешь сказать, Мартин на старости лет остепенился? — вмешался Джефф. — Что-то сомнительно.
Майк задумался. Ему никогда не приходило в голову, что предыдущие эскапады Мартина были незрелыми; более того, иногда он сомневался, что школьники смогли прочувствовать их скрытый смысл. Большинству задумки Мартина казались изощренными шутками и не более того. Но стал бы Гиббон так неожиданно увольняться из-за простого дурачества? Майк покачал головой. Нет, Мартин был вполне серьезен. И наблюдать за ним было забавно именно из-за того, насколько изобретательно он заметал следы.
Было и еще кое-что. Возможно, учителя странные люди, но не все же они идиоты; если одному человеку удается всегда выходить сухим из воды и сохранять статус в глазах преподавателей, он не может быть просто шутником.
— Что это вообще означает? — спросила Фрэнки. — Эксперимент с реальностью. По-моему, слишком претенциозно.
— Как и большинство вещей в твоем представлении, — вставил Джефф.
— Заткнись, — она натянуто улыбнулась. — Так что же это значит?
— Думаю, Мартин имел в виду, что это более серьезно, чем другие розыгрыши, — проговорила Алекс.
— По-твоему, другие розыгрыши были недостаточно серьезны? — удивился Джефф. — Поэтому все так и смеялись. Одно дело втихую предположить, что замдиректора время от времени любит побаловаться с овечками...
— Спорим, так он и делает, — встряла Фрэнки.
— Но сделать то, что сделал Мартин, — совсем другой разговор, — закончил Джефф, улыбаясь во весь рот. — Кому такое могло прийти в голову?
— Такому, как Мартин, — ответила Фрэнки. — Чудаку. Конечно, он не такой чудак, как мой дядя, но двигается в том же направлении.
— Кто проголодался, поднимите руки, — решительно переменил тему Майк. — Я есть хочу.
— Безобразие: ты так много ешь и не толстеешь, — пожаловалась Фрэнки. — Меня от тебя тошнит.
— А знаешь, от чего меня тошнит? — спросил Джефф.
— От чего?
— Если два пальца в рот засунуть, — самодовольно заявил он.
Помню, я сидела в открытом кафе на заднем дворе «Всадника»; было еще рано, лишь изредка мимо проходили туристы, а за другими столиками сидело несколько молодых семей. Лиза вышла из бара с двумя стаканами пива в руках и направилась ко мне. Не то чтобы мы были друзьями — скорее, знакомыми. В основном виделись у Мартина в кабинете; она была в его команде, как и все мы. Но за пределами его комнаты я почти ее не встречала, и сейчас, на фоне темно-зеленой живой изгороди, она казалась совсем другой. Совсем не такой, как я думала.
Во-первых, она была красива. Трудно поверить, что в душной атмосфере подавленной сексуальности, питавшей Нашу Любимую Школу, это можно было не заметить, не сострить на эту тему. Но оглядываясь назад, я понимаю, что мои одноклассники никогда не говорили о Лизе. Отчасти, возможно, потому, что она
