– Ей-Богу, полковник, – сказал он после некоторого размышления, – тут вовсе не о чем беспокоиться... Император хочет женить тебя на прекрасной девушке с большим приданым, и прекрасно! Еще он хочет, чтобы ты вернул ко двору своего родственника, этакого старого брюзгу в вышитых панталонах и с прической а-ля пижон, и тут я не вижу большого зла, если только тебе удастся поймать рыбку за хвост. Один я не принят в расчет в этом деле, и мне решительно ничего больше не остается, как окопаться здесь с женой, ребятишками и кроликами...
– К чему это, мой добрый Раво?
– К чему? – переспросил капитан изменившимся голосом, крепко сжав руку Вернейля. – К тому, что различие в чинах уже отдалило нас друг от друга. Арман, когда ты сделаешься мужем богатой девицы, когда ты будешь бароном, то, окруженный своими родственниками-аристократами, не сможешь признавать другом такого, как я, разночинца, который беспрестанно ругается и бранится, простака, которому суждено жить с подобными ему. Повторяю тебе, я сделаюсь крестьянином, беру отставку... Это всего лучше.
И крупная слеза блеснула на его щеке. Арман с жаром воскликнул:
– Неужели ты так дурно думаешь обо мне, Раво? Этот брак, которого я не желаю и который, быть может, умножит мои тайные горести, разве он заставит меня пожертвовать такой долгой и испытанной дружбой, как наша? Даже если бы я женился на герцогине, мой старый военный товарищ всегда будет иметь место у моего очага и в моем сердце.
– Вот это хорошо сказано! Благодарю тебя, Арман. Да, да, ты добрый малый, ты точно пятьсот фунтов снял у меня с плеч... Но как же ты собираешься отыскать этого графа Рансея?
– Меня уверяли, что в Розентале могут указать мне его жилище. Мы остановимся в трактире. Там, без сомнения, знают о нем.
В эту минуту они въехали в деревню, и жители, привлеченные хлопаньем бича, сбежались посмотреть на экипаж. Проезжая мимо прежнего жилища пастора, Раво заметил, что дом отстроен заново, и сердце капитана болезненно сжалось.
– Я не вижу Клодины, – произнес он, волнуемый мрачными предчувствиями.
В это время полковник рассматривал пышный мраморный монумент, возвышавшийся среди смиренных деревянных крестов на кладбище.
– Бедный Лизандр! – прошептал он, подняв глаза к небу.
Через несколько минут карета остановилась перед трактиром «Три аиста» в центре деревни. На шум тотчас прибежали трактирщик и его жена, маленькая толстая женщина с грудным ребенком на руках, между тем как трое других, постарше, теребили ее за передник. Кругом теснились праздные любопытные и множество ребятишек.
Трактирщик, краснощекий, курносый мужчина довольно плотного сложения, от которого исходил весьма сильный острый запах, потому что с должностью трактирщика он соединял еще должность сырного торговца, неловко снял шляпу, а его жена низко присела. Когда приезжие, торопясь избавиться от любопытных глаз, вошли в дом, Раво, взглянув в лицо трактирщицы, побледнел.
– Тысяча чертей! – пробормотал он. – Это... это верно или сестра или родственница моей милой Клодины Пенофер!
ГЛАВА XII
ГОСТИНИЦА
Полковник Вернейль, не заметив волнения своего товарища, поспешил спросить себе комнату. Трактирщик проводил его в самый лучший номер, находившийся на втором этаже, между тем как Раво остался с хозяйкой внизу.
– Давно ты поселился в этой деревне, любезный друг? – спросил Арман, опускаясь в кресло.
– Лет около шести будет, – ответил хозяин, коверкая французские слова. – Да, я женился, не прошло и года после кровавого сражения, когда Розенталь был почти разорен французами.
– Немцы тоже участвовали в этом разрушении, – чуть заметно улыбнулся Вернейль. – Но если так, то ты должен знать многих здешних жителей?
– Всех, сударь! Всех, от мала до велика, на несколько миль кругом... Самые знатные путешественники останавливаются у меня, и зажиточные буржуа часто собираются здесь отведать моих французских вин. Кроме того, я торгую сыром и имею сношения со всеми владельцами, фермерами и со всеми соседними мызницами.
– В таком случае ты знаешь графа де Рансея, или, по крайней мере, слыхал о нем?
– Знаю ли я графа де Рансея? Конечно, сударь! Это старый и почтенный сеньор, живущий в четверти мили от Розенталя, и такой, говорят, богач, что может купить весь кантон... Да, я знаю его, и не только его, но и виконта де Рансея, его сына, и виконтессу, его невестку, а также маленького Шарля, самого милого мальчика на свете... Прекрасная семья, сударь, и делает много добра. Граф проезжал здесь дня два назад, на обратном пути из Франции, и еще привез с собой какую-то даму под покрывалом, что вызвало большое любопытство всех наших соседей.
– Он приехал из Франции, говоришь ты? – удивленно переспросил Вернейль, подумав о том, какого стоило труда узнать в Париже адрес графа. – Разве он не постоянно живет у вас?
– У него есть здесь дом, сударь, но он и его семейство довольно часто путешествуют... Говорят, что они эмигранты, так оно, известное дело, приятно иногда побывать на родной стороне.
– А как давно живут они близ Розенталя?
– Не могу ответить вам, сударь, с точностью. Они уже жили здесь, когда я сам начал хозяйствовать в этой деревне. Помню только, что рассказывали много глупых басен насчет того, как они поселились тут... Но наш народ везде видит чудеса.
Вернейль не счел нужным выслушивать трактирщика дальше.
– Спасибо, любезный, – сказал он. – А не можешь ли ты посоветовать кого-нибудь, кто бы проводил меня к дому графа?
