Мы можем разделить по форме лезвия на два основных вида с мелкими внутривидовыми отличиями:
1. Кривое лезвие (сабля, палаш, абордажная сабля, кинжал, дюссак, ятаган, флисса и др.).
Оно может:
а) иметь двустороннее лезвие (абиссинское);
б) иметь лезвие на внутренней стороне (древнегреческое, куккри);
в) иметь лезвие на внешней стороне (обычная сабля).
2. Прямое лезвие (эспадрон, «пламенеющий меч», стоккадо, бракемарт, рапира, палаш, скейн, малый меч и др.). Может быть:
а) рубяще-колющее, одно- и двуручное;
б) широкое и не имеющее острия (как инструмент палача);
в) узкое, используемое только для колющих действий.
Вряд ли рационально было бы выделять третий тип — полуизогнутое лезвие, одинаково годящееся и для того, чтобы колоть, и для того, чтобы рубить (tac et taille), которое мы находим в древней Ассирии, Индии и Японии. Оно явно соотносится с обоими типами. Три этих типа показаны на следующей диаграмме:
Я отдал пальму первенства кривому лезвию, потому что рубящее действие человеку более свойственно, чем колющее. Естественные человеческие удары — дуговые, только жестокая тренировка учит человека бить прямо от плеча. И опять же форма и схема действия сабли — это естественным образом перенятая форма и схема действия дубинки деревянного века; проникающая сила ее оставалась слабой и почти нулевой, пока наконечник представлял собой лишь обожженную на огне палку.
Так, вопрос о первенстве рубящего или колющего действия не стоит. Как показано на схеме [231],
Даже сейчас в больницах отмечают, что точечные ранения в грудь или живот, как правило, оказываются смертельными, а самые сильные разрезы часто заживают. Так, Наполеон Бонапарт в Аспронне приказывал гвардейским кавалеристам колоть. Генерал Ламорисьер, ученый-солдат, рекомендовал кавалерии цилиндрическое лезвие, обязательно лишенное режущей кромки и предназначенное исключительно для того, чтобы колоть; однако такое вооружение не было принято из практических соображений. Более того, история «белой руки» гласит, что колющее острие привело к появлению защиты или парирования, и таким образом «защита оружием, предназначенным для нападения», завершила то представление о мече — шпаге, которое мы ныне имеем в Европе.
Опять же те народы, которые сражались верхом или в колесницах, — египтяне, ассирийцы, индейцы, татары, монголы, турки и их собратья «белые турки» — мадьяры (они же венгры), сарматы и славяне — предпочитали мечи изогнутого типа. С прямым мечом, используемым только для колющих действий, трудно обращаться, сидя на быстро движущемся коне; а широкое прямое лезвие теряет свою ценность по мере того, как перемещается по длинной плоскости. С другой стороны, изогнутое лезвие, как и боевой топор, объединяет все моменты в «полуслабом», или ударном центре, где изгиб наибольший. И в конце концов, конному легче наносить удар «с оттяжкой», чтобы нанести противнику больше повреждений.
С другой стороны, народы южных широт — например, те, кто жил вокруг Средиземного моря, центра первых цивилизаций, где меч играл свою самую яркую и ведущую роль, — это активные и шустрые люди легкого сложения и сравнительно небольшой мышечной силы. Следовательно, они всегда предпочитали, да и сейчас предпочитают, колющее оружие, которым можно нанести смертельный удар, не прилагая большой силы и веса. По противоположным причинам дети севера предпочитали эспадрон, длинное прямое и тяжелое двустороннее лезвие, которое подчеркивало превосходство.
Таков географический и этнологический взгляд на распространение меча, но правило это носит столь общий характер, что следует ожидать множества исключений. Насколько нам известно, цивилизованный меч впервые появился в Египте, но у него было много различных центров развития. Постепенный прогресс можно проследить в его истории до тех пор, пока он не был вытеснен еще более древней формой нападения — баллистикой. Уже самые первые мечи иногда показывают наилучшие формы, и линия прогресса временами сбивается или даже прерывается. Опять же многие южане и народы, которые сражались пешком, использовали изогнутое оружие, хотя лезвие обратной заточки, модификация прямого заостренного меча для всадников, встречается сравнительно редко.
Теперь я перехожу к рассмотрению различных моментов, связанны с прямой и изогнутой формами лезвия. Опыт орудования мечом позволяет отметить, что форма любого образца или модели, будь то инструмент или оружие, предполагает для него одну-единственную специфическую цель. Этого следует ожидать. Воин выбирает себе меч так же, как лесоруб — пилу. Покажите механику новое зубило, и он поймет его предназначение по форме, общему виду, углу заточки, по закалке, весу и тому подобным деталям; он определит, что оно не предназначено для забивания гвоздей, сверления дыр, а служит для обработки дерева или другого не особо твердого вещества. Так и форма меча определяется задачами, выполнение которых от него ожидается.
У меча три основные функции — рубить, колоть и защищать. Если бы качества, необходимые для выполнения этих грех функций, можно было совместить, было бы нетрудно выбрать единую наилучшую форму. Но к сожалению — а может, стоило бы сказать, к счастью, — каждое качество сильно мешает другому. Отсюда и различные модификации, принятые различными народами, и последовательные ступени прогресса.
Самая простая и самая эффективная форма боевого инструмента, рассчитанного на рубящее действие, — американский палаш, которым пользуются скваттеры в лесной глуши. Это возрожденная форма доисторического кельта или инструмента палача — простой тяжелый стальной клин, закрепленный на легкой, жесткой ручке так, чтобы вся сила удара концентрировалась на лезвии, которым наносится удар. По поводу его предназначения никакой неопределенности нет; если бы в фехтовании не было необходимости обеспечивать защиту, а не только вывести из строя соперника, это было бы наилучшее, наидревнейшее оружие из произошедших от дубинки. Но рубящий меч, который является его родственником в короткой изогнутой форме, имеет длинное лезвие, которое позволяет выбирать рубящее действие — хорошее или плохое. Если ударить, к примеру, по ветке дерева самым наконечником меча («слабой четвертью клинка»), то единственным эффектом удара будет лишь неприятное сотрясение руки и запястья. То же самое будет, если удар придется на часть клинка, близко находящуюся к рукояти. В обоих случаях вибрация клинка покажет, насколько теряется сила. Проэкспериментировав и нанеся несколько ударов, каждый раз сдвигая точку контакта на дюйм и сравнивая эффект, владелец меча находит в конце концов точку, приблизительно в конце «полуслабой четверти» клинка, где, грубо говоря, вибрации нет и где, следовательно, эффективной становится вся сила удара. Но наш «центр удара» не надо путать с «центром тяжести». Точка центра тяжести находится примерно на середине «полусильной четверти» клинка; это наилучшая точка для отражения удара, и только для него.
Мистер Генри Уилкинсон из Лондона, практичный ученый муж, недавно впервые предложил формулу для определения центра удара без утомительного процесса экспериментирования с каждым отдельным лезвием. Его система основана на свойствах маятника. Легкий прут, длиной примерно 39,2 дюйма, на конце которого закреплен тяжелый свинцовый шар, качается туда-сюда от зафиксированного центра, колебаясь раз в секунду, или шестьдесят раз в минуту, на широте Лондона. В нем сконцентрированы три центра — центр удара, центр колебаний и центр тяжести. Если бы это был математический маятник — невесомый прут, то все эти три центра находились бы точно в центре шара, или на расстоянии в 32,2 дюйма от места подвеса. Лезвие для измерения подвешивается, крепко закрепляясь на точке, на которой оно повернулось бы, нанося удар, и путем раскачивания превращается в маятник.
